Она яростно строчила письма, сидя за столиком в своей спальне. Возле лежала уже целая стопка написанных посланий.
В легком пеньюаре, с распущенными волосами и без всяких мушек и белил, она показалось Траппу незнакомкой.
— Что за ребячество, Бенедикт, — раздраженно сказала Гиацинта. — Для чего вам все это понадобилось?
— Пытался показать вам, что в ссылке тоже есть жизнь.
— Это не жизнь, — рассердилась она. — Но в вашей покорности судьбе есть какой-то подвох. Возможно, вы считаете, что не заслужили ничего лучшего?
— Вы так думаете? — рассеянно отозвался он, усаживаясь в кресло. Вытянув ноги, он откинулся на спинку и прикрыл глаза. — Ваш второй муж, канцлер Крауч, был очень жестоким человеком. Он любил издеваться над слабыми. Однажды он так сильно избил мальчишку-конюха, что тот остался калекой. Мы с ним плохо ладили, а вы?
Скрип пера прекратился. Подняв голову, Гиацинта бездумно смотрела в темный прямоугольник окна.
— Ваш первый муж был нищим стариком, второй — садистом, а любовник — мелочным тираном, — продолжал Трапп. — Что с вами не так, Гиацинта? Возможно, вы считаете, что не заслужили ничего лучшего?
— Что ж, — наконец, произнесла она. — Полагаю, у нас обоих есть прошлое, о котором мы не хотели бы говорить. Позвольте задать вам последний вопрос.
— Валяйте, — благосклонно разрешил генерал.
— Вы знаете, за что вас сюда сослали?
— Конечно, — пожал плечами Трапп. — Из-за женщины. Король был юным, он только-только вступил на трон и был пылко, до смерти влюблен в одну даму, жену посла. Но она предпочла неопытной молодости очарование зрелости.
Гиацинта задумчиво смотрела на него, словно разгадывая какую-то загадку.
— То есть вы полагаете, что Джон вас наказал из-за женщины? — спросила она.
— А разве есть другие варианты? — насторожился он.
Гиацинта встала, подошла к нему ближе и грациозно опустилась на его колени, обвив шею рукой.
Он ощутил слабый цветочный аромат.
Вблизи она казалась совсем юной и очень нежной.
— Мой дорогой Трапп, — произнесла Гиацинта, — официально вас осудили за измену.
От неожиданности он даже рассмеялся.
— Это наша дама изменяла послу, — сказал он. — А я был холост и восхитительно свободен.
— Да нет же, — вздохнула Гиацинта. — Вас осудили за измену родине. Было объявлено, что вы вступили в преступный сговор с неким послом соседней державы, передавая информацию о наших войсках.
— Что?
Он едва не сбросил её со своих колен, дернувшись так резко, что у горгоны клацнули зубы.
— Да сидите вы спокойно, — прикрикнула она. — Я была тогда девочкой, и мне было все равно, но мой старший брат как-то рассказал об этом. Он военный, и ваш низкий поступок до сих пор ужасно сердит его.
— Распутство, дуэли, драки, карточные игры, охота в чужих владениях, даже кражи — у Джонни был миллион поводов для обвинений. Но как он мог выбрать измену? — спросил генерал скорее самого себя, чем Гиацинту. Но она ответила:
— Наверное, он хотел вас ударить больнее всего.
— И что, были предъявлены какие-то доказательства?
— Я не помню. Это было очень давно.
— Вы можете достать мне те газеты?
Она поболтала ногами, отчего шлепанцы разлетелесь в разные стороны.
— А что мне за это будет? — надув губки, спросила Гиацинта.
Он встал, держа её в своих руках, и без лишнего почтения опустил на кровать.
— Даже не начинайте эти игры, — предупредил он. — У вас слишком плохой вкус в отношении мужчин, чтобы вы смогли оценить мое скромное мужество.
Гогрулья перевернулась на живот, весело сверкая глазами.
— Вы правы, — согласилась она. — С детства не люблю идиотов.
— А я — расчетливых авантюристок.
— А я — напыщенных гордецов.
— А я — белила и мушки.
— Да вы просто отстали от моды!
— А вы — от здравого смысла.
— А ваше место среди коров!
— Значит, я правильно нахожусь в вашей спальне?..
— Боже!
Гиацинта вскочила и бросилась к зеркалу.
— Вы думаете, я поправилась? Я кажусь вам толстой? Этот пеньюар меня полнит?
— Да, — сказал генерал, — вы ужасно поправились.
И он отправился вниз, совершенно довольный собой.
7
— Бенедикт. Бе-не-дикт! Беееенеееедииииикт…
Открыв глаза, Трапп уставился на трещинку на стене. Луч солнца был так невообразимо выше неё, что стало понятно: сейчас не просто утро, а очень раннее утро.
— Совести у вас нету, гербицида, — пробормотал Трапп, снова закрывая глаза.
— Просыпайтесь быстрее, — неприлично бодрым голосом воскликнула та. — У нас полно дел.
Он перевернулся к гематоме лицом и снова на секунду приподнял веки.
Перед его взором оказался только неброский темно-бордовый подол дорожного платья и носы крепких, кожаных ботинок.
— Убирайтесь, — буркнул он.
— Послушайте, мне надо отправить в столицу целую пачку писем. И я хочу нанять в деревне человека, который смог бы сделать это для меня. Мне вовсе не хочется полагаться на почтовую службу.
— Гиацинта, — уведомил Трапп. — Если человек лежит в постели с закрытыми глазами — значит, он спит. Если он спит, то вы не должны его так бестактно будить. Убирайтесь вон.
— Но я хочу, чтобы вы сопроводили меня…
— Вон.
Она не удержалась и легко топнула ножкой.
— Вон, — генерал снова от неё отвернулся, погружаясь в прекрасный, по-утреннему сладкий сон.
Но не успели лошади вспенить землю, как пронзительный визг штопором вонзился в уши генерала.
Подскочив на перине, он бросился к открытому окну и посмотрел во двор.
— Простите, — холодно сказала Гиацинта, — пчелу увидела и испугалась.
Трапп с грохотом захлопнул ставни, подхватил свою перину и побрел по лестнице наверх, к башне. Он поднимался по ступенькам, невольно отмечая, что нанятые Гиацинтой жители деревни потрудились на славу, и пыли в замке почти не осталось. Однако где-то на середине узкой винтовой лестницы их энтузиазм иссяк, и тенета паутины плотным гобеленом окутывали потолки и стены.
Прежде ему не доводилось сюда забираться, потому что уголки обветшалого замка не вызывали ни малейшего интереса.
Преодолев десятки и десятки ступенек, Трапп толкнул низенькую дверь и, пригнувшись, вошел внутрь башенки. Это было круглое, полное света помещение с высокими и частыми бойницами.
Перешагнув через сломанное деревянное кресло, Трапп повесил перину на голову тренировочного чучела, с трудом открыл несколько окон и полной грудью втянул юный, полный летних ароматов, воздух.
Выйдя из окна, он оказался на заросшем мхом и траве зубчатом парапете, широким кольцом опоясывающем башенку, с наслаждением перетащил сюда перину и, разнежившись на солнышке, снова погрузился в сон.
Проспав до обеда, Трапп долго купался в озере, потом удрученно копошился в своем гардеробе, пытаясь найти более-менее приличную рубашку, потом долго завтракал фирменным тыквенным пирогом от Эухении, таким твердым, что такими пирогами можно было заряжать баллисту, и уже ближе к вечеру отправился на поиски горгоны.
Она находилась в заросшем саду.
Сидя на пенечке, Гиацинта увлеченно чертила на бумаге план тропинок и клумб. В своей темно-бордовой юбке и светлой блузке, с аккуратным пучком убранных волос, она казалась похожей на гувернантку.
Полюбовавшись на довольно четкие линии её плана, Трапп заметил:
— Для человека, который не пробудет здесь больше месяца, вы кажетесь чрезвычайно увлеченной долгосрочной стратегией.
— Идите вон, — холодно сказала горгона, — из моего
