Сеул и Дербитто отнеслись к его заявлению с сочувствием и, приняв во внимание беспомощное положение товарища, решили ему помочь. Сами едва держась на ногах, они подхватила Пулио под руки, и поволокли в угловую дверь. Через нее можно было попасть во множество мест: во внутренний двор, в комнаты наверху, в переулок, по другую сторону которого стояла их гостиница, и, разумеется, в сортир тоже можно было попасть этим путем. Дербитто, едва не заваливаясь на каждом шаге, временами издавал какие-то мычащие звуки, Сеул был подозрительно тих и передвигался семенящими шажками, ноги Пулио все время норовили завязаться узлом, а из уголка его рта потянулась ниточка слюны.
Посетители трактира, с интересом наблюдая за их маневрами, начали биться об заклад, что вся троица завалится прямо в нужнике. Некоторые, из тех, кто сидел у дверей, потянулись вслед за пьяными гостями из столицы - видимо хотели насладиться зрелищем их позорной немощи.
Сыщики были жалки, потасканы непрерывным пьянством и выглядели плохо. Если бы ночью возле проклятого погоста для казненных некромантов их бы встретила беременная молодуха, страдающая заиканием, то ничуть бы не испугалась. Более безобидную троицу мужчин трудно было вообразить.
* * *
Одон, выскочив из духоты трактира, рванул на шее застежку воротника, зашагал, не разбирая дороги. Ему не хватало воздуха - мужчину душила бессильная ярость. Впервые столкнувшись со столичными сыщиками, он был потрясен их грамотными методами работы, умом, оперативностью, и полным презрением к любым местным авторитетам. Эти люди не притворялись - они были теми, кем казались. Никаких дешевых выкрутасов - все реально. Десятники стражи префекта у них на побегушках работали, а полусотники стучали в дверь и на пороге униженно просили разрешения войти. Канцелярских писарей Сеул легко выгнал из кабинета парой слов, прибрав помещение для своих нужд.
Молодого нурийца это впечатлило. Ему показалось, что этим господам подвластно все, и с ними у него будет реальный шанс отыскать свою невесту или хотя бы за нее отомстить. Он признал их авторитет и готов был подчиняться.
Увы - не все им подвластно... не все... Приказ наместника в один миг превратил их из смертоносной группы, способной раскрыть самый хитроумный заговор и сразу покарать преступников, в кучку жалких пьяниц. Ему до сих пор в это не верилось, но ведь он видел это своими глазами! Будто хребты у них повынимали, превратив в слизняков. И как он мог подумать, что они способны разыскать его Ригидис?! Да они завязки на своих штанах найти неспособны!
Чуть придя в себя, Одон огляделся, и понял, что идет туда, куда ему идти незачем. Скорректировав курс, покинул оживленную улицу, свернув в узкий переулок. Здесь он не переставал плеваться, и невнятно проклинать пьяных сыщиков, но при этом уже не забывал об осторожности - поглядывал вверх. В таких тихих местечках хозяева не опасаются надзора стражей и частенько выливают нечистоты из окон. Если прозеваешь это дело, серьезно запачкаешь костюм.
Уже на выходе из переулка за спиной послышались быстрые шаги, и незнакомый голос скороговоркой поинтересовался:
- Уважаемый господин, вы случайно не знаете, есть ли поблизости хороший плотник?
Одон, не сводя внимательного взгляда с окон над головой, даже оборачиваться не стал для ответа идиоту:
- Ты должно быть кретин? Откуда в Тионе хорошие плотники? Те, что есть, втроем кривобокий табурет сбить не могут. Этим имперским пьяницам молотком по гвоздю никогда не попасть. Они даже когда друг друга имеют, никогда с первого раза не попадают. И вообще, ты мимо вывески гробовщика только что прошел, вот к нему и шагай - он тебе точно поможет... по деревянной части...
На последних словах Одон заработал под колено столь сильный удар, что, мгновенно перестав унижать местных плотников, плюхнулся на пятую точку, больно ушибив копчик о загаженную деревянную мостовую. Нурийца трудно застать врасплох, но здесь, практически в центре столицы провинции, средь бела дня... Он думал, что хоть немного расслабиться можно.
Зря думал.
Одон не растерялся - нурийцы в таких случаях не теряются. Завалившись на спину, он выбросил руки вверх, справедливо надеясь, что ему удастся ухватить наглеца за лодыжки, после чего он его попросту в узел завяжет, а потом вытрет паршивцем все дерьмо в переулке - здесь ведь давненько не убирали.
Увы, реализовать свой план Одон не успел - еще один ублюдок, шагнув из ниши между домов, врезал валяющемуся нурийцу ногой в пах. Боль оглушила, заставила свернуться в воющий клубок. Грубые лапы подняли беспомощное тело, сноровисто накинули веревки с затягивающимися петлями, засунули в рот что-то огромное и вонючее, обыскали, забрали два ножа и кошелек, затащили в какое-то очень тесное и неприятное место. Затем мгновенно потемнело.
Начав приходить в себя, Одон по раскачиванию своего узилища и некоторым картинам, замеченным, несмотря на болевой шок, понял, что его закинули в багажный ящик кареты, и эта карета сейчас куда-то едет. Нуриец не был дураком, и понимал, что место, куда его везут, ему может не понравиться - слишком нехороший способ приглашения, да и перевозят его крайне неуважительным способом. Как и всякий сын своего народа, он не был кристально честным человеком, и грехов за ним водилось немало. Но хоть убей, Одон не понимал - за что именно с ним можно обращаться подобным образом?
Похитители знали свое дело - связали пленника умело. Имперец бы сдох, но даже ослабить подобные путы не смог бы. Но нурийцы не имперцы - они постоянно пребывают в готовности к самым разнообразным жизненным ситуациям, в том числе и неприятным. Едва не выламывая пальцы, дотянулся заломленными за спину руками до пояса, нащупал еле заметную выпуклость, надавил, заставив выбраться короткое косое лезвие. Осторожно, стараясь не рассечь кожу, принялся подрезать веревку. Сейчас освободится, вытащит третий нож, припрятанный за спиной, и покажет этим незаконнорожденным сынам шелудивых собак, как нурийцы тремя движениями потрошат упитанных поросят.
В этот момент карета остановилась и грубоватый, но достаточно добродушный голос громко поинтересовался:
- Вы куда претесь?! У вас глаза повылазили?! А?!
Возница, очевидно, не нашелся, что на это ответить, поэтому неизвестный счел необходимым пояснить свой вопрос:
- Весь город знает - дальше проезда нет ни для кого. Хоть ты на карете, хоть на подводе - никому нельзя. Слив там переделывают, и мостовую поверху уложат новую, каменную. Не видел разве, что камень у перекрестка был навален? А? Повылазило? Разворачивай свой гроб, да побыстрее!
Опа! Похоже похитители нарвались на городского стражника. А Одон, к несчастью, даже крикнуть не может - вонючий кляп не дает. Оно и к лучшему - стража может не одобрить его намерение выпотрошить предварительно кастрированных похитителей. И вообще - откуда здесь, в Тионе, новая каменная мостовая? Камень для брусчатки обтесывали рабочие в мастерских семьи Одона, и он точно знал, что новых заказов давно не было. Неужто выгодный контракт перехватили городские конкуренты - имперские криворукие пьянчуги, неспособные отличить хороший камень от сухого конского яблока? И это после всех взяток, полученных городским советом! Какие плохие новости - отцу это не понравится. А если отцу что-то не нравится, виновный должен умереть. Надо будет с этим делом срочно разобраться, после того как закончит с этими ублюдками.
Ящик опять затрясло - карета начала разворачиваться. В этот же миг где-то над головой отрывисто хлопнула дверь - даже стекло зазвенело. Кто-то приглушенно вскрикнул, затем пару раз что-то сочно хлопнуло - Одон готов был поклясться, что это лупят тупым твердым предметом по мягкому телу. Скорее всего человеческому.
Обескураженный происходящим, он не переставал трудиться над путами и вскоре освободил руки. Ноги развязал уже с легкостью, и только затем избавился от мерзкого кляпа. Крышка ящика не захотела открываться, хотя он прилагал для этого немалые усилия. Видимо, закрыта надежно. Плохо дело - придется подождать когда ее откроют.
Вытащив припрятанный нож, Одон приготовился ждать. Главное выскочить сразу, быстро - такой прыти от связанного пленника не ждут. А там видно будет - если врагов окажется много, перережет почти всем глотки, а парочку оставит для вдумчивого расчленения. Если немного - то фарш из половины. Это явно
