Мифопоэтика творчества Джима Моррисона

2) Особый аппарат чувствования, сохраняющий связи с архаическими структурами психики.

Как и всякое мифомышление, мышление Моррисона на чувственно-метафорическом уровне оперирует конкретным и персональным:

Можешь ли ты понять?
Моя плоть живая
Мои руки — как они движутся
Ловкие и гибкие, словно демоны
Мои волосы — как они спутаны
Мое лицо — впалые щеки
Мой огненный язык — меч
Разбрасывающий слова-искры
Я реален
Я человек
Но я не обычный человек
Нет Нет Нет

(30–47)

Для мифопредставлений Моррисона особенно характерны архаические аспекты культовых систем и, в частности, одушевление окружающей среды. Так, например, он систематически употребляет в отношении Змея местоимение 'he — он', что в английском языке применимо только к человеку; все остальные, одухотворенные или неодухотворенные объекты должны обозначаться «It». Мифопоэтическое начало у Моррисона обусловлено не только общекультурными традициями, но и свойственной его психофизике особенностью самоидентифицироваться с природностью:

… Мы из Солнца и Ночи…
Мы спустились по рекам и склонам
Мы пришли из лесов и полей

(30,133)

Это то, что называется органическим мифологизмом. Наличие мифологической модели мира не только и не столько в открытых пластах его письма сколько в подтексте говорит об отсутствии мифологизма как приема. У «городского» поэта второй половины ХХ-го века образ города как такового практически отсутствует. Это тем более нестандартно, что Моррисон насквозь является продуктом урбанизированной цивилизации. И тем не менее, пространство в его текстах всегда разомкнуто, оно не содержит картины города, его структура основывается на образах стихий (вода, огонь), мифологемах леса и перекрестка:

Перекрестки
Обитель духов, где
Они нашептывают путникам
Заставляя их задуматься о своей судьбе
(30.65)
Традиционно перекресток представляет сакральное пространство, 'выход из…'
Оставь гнилые города
Твоего отца
Оставь отравленные колодцы
И залитые кровью улицы
Войди под сень доброго леса

(30.99)

В знаково-мифологический комплекс Моррисона стержневым параметром пространственной семантики входит бинарная оппозиция «город-лес», 'цивилизация-природа':

Покинем гнилые города
Ради доброго леса

(30,22)

Обычно в мифологиях лес рассматривается как 'одно из местопребываний сил, враждебных человеку (в дуалистической мифологии большинства народов противопоставление 'селение — лес' является одним из основных)'. (28,2,49). Через лес, как и через море, лежит путь в царство мертвых. 'В мифах некоторых племен Океании за лесом помещается страна Солнца… Часто лес выступает как местонахождение…высшего божества'. (28,2,49) В наиболее древних культах этим хозяином леса представлялось зооморфное существо. Судя по всему, им мог быть уже знакомый нам Бог Земли — Змей. На это указывает топографическая связь леса с солнцем, которое в неолите считалось детищем Бога Преисподней, а также этимологическая родственность во многих языках слов «лес» и «гора» (гора, как известно, мыслилась жилищем Змея). Линия лес — гора — Змей у Моррисона просматривается отчетливо.

Твои волосы вспыхнули
Холмы наполнились огнем

(30,199)

Холм и гора — понятия коррелятивные, а огонь олицетворяет вовсе не солнце, а Бога Земли: 'Божество Солнца, действительно, существовало в язычестве, но было вторичным в пантеоне. В его образе смешались более ранние представления о Богине Солнца, появлявшейся из подземного мира, и о Боге Преисподней'.(11,56)

В позднейших мифологиях конфликт «селение-лес» усугубляется и выливается в противопоставление «культура-природа». Для некоторых традиций становится характерным стремление вырубить лес, «окультурить» деревья в бревна для городского строительства. 'Гильгамеш в шумерской поэме… совершает трудный путь к кедровому лесу, рубит кедры и убивает… их хранителя'.(28,2,50)

…Дробят теплые леса на
Растревоженные бревна…
Пуля убийцы венчает Короля

(64,76)

Моррисону свойственна совершенно обратная тенденция. Образ 'доброго леса' возникает у него на противопоставлении 'неоновой роще гнилых городов'.