сидел притихший, задумчивый. Но горше всех было комэску Любимову - не стало его лучшего друга, его любимца. Он тоже не проронил ни слова, только слушал. Батько Ныч вспомнил о письме Филатову. Хотел обрадовать его после возвращения с задания. Комиссар достал из кармана конверт, еще раз прочитал: 'Филатову Григорию Васильевичу'. И обратный адрес: г. Тбилиси, ул. Панкийская, 5. Филатов В.А.
- От отца, значит, - сказал Ныч и тут он вспомнил, как здорово говорил Филатов по-грузински. И внешне Гриша чем-то напоминал грузина.
В такой обстановке никто не заметил при тусклом освещении, как вошел в столовую высокий, густо припудренный дорожной пылью летчик. Он бросил к стене парашют, длинной рукой через плечо не пьющего Яши Макеева достал со стола стакан вина и сказал утробным голосом:
- Прости, господи, раба твоего Григория, дерзнувшего на собственных поминках выпить.
* * *
Прогнозы летчиков не оправдывались. На другой день и на третий, и на четвертый прохладней не стало. Ни на земле, ни в воздухе. Трое суток шли бои за Армянск. Немцы при поддержке авиации по нескольку раз в день контратаковали. Когда наши войска овладели Армянском, отдельные подразделения дрались еще на Турецком валу и у 'Червоного чабана'. Определить линию фронта с самолета было невозможно. Командарм отдельной 51-й армии отдал приказ отойти к Пятиозерью.
На машине Колесникова летали другие летчики - у кого мотор меняют, кому в бою колесо пробило или систему охлаждения. Не сидеть же без дела, если есть самолет исправный. Как-то я, подтрунивая, спросил Алексея:
- Машину свою для варягов держишь?
- Не виноват же я, что не выпускаете.
Пришлось мне остаться с ним на дежурство и дать провозные. Проверил с инженером знание техники, взлет, посадку, полет по кругу, сходил с ним недалеко в зону. Летать человек может, хорошо даже летает.
- А воевать, если сразу не собьют, научишься, - пошутил я. - Главное не робей. В воздушном бою не думай, что тебя противник перехитрит, а старайся сам изловчиться и сбить его. И еще золотое правило: сел 'мессершмитту' на хвост, оглянись, нет ли на твоем хвосте другого. Меня так учили и тебе пригодится. Старайся подойти ближе, бей с короткой дистанции короткими очередями. Остальное сам поймешь.
Выпустили Колесникова с группой Филатова на несложное задание: сопровождать штурмовиков через залив до небольшого железнодорожного узла и обратно. В тот день это задание было несложным для истребителей потому, что вся вражеская авиация действовала на Перекопском перешейке и на направлении нашей наступающей 9-й армии. Вернулись с задания благополучно. У Перекопского побережья случайно попалась четверка 'мессершмиттов'. Схватились накоротке. Но у немцев, видимо, другое задание было или возвращались на свою базу с горючим в обрез. Гнаться же за этими скоростными дьяволами не имело смысла.
На стоянке Колесникова окружили друзья, поздравили с первым боевым вылетом. Подошли и мы с командиром и комиссаром.
- Жив? - спросил я Алексея.
- Живой, товарищ старший лейтенант. Вот только с 'мессерами' связываться, того гляди, шах и мат получишь.
Алексей был заядлый шахматист.
- Трусишь?
- Да нет,- безобидно отозвался Колесников. - Не из робкого десятка. Просто не знаю: может ли наш фанерно-перкалевый 'як' с такой зверюгой тягаться? Вот и боязно поначалу.
Некоторые засмеялись.
-Дерутся-то не машины, а люди, - заметил Ныч.
-Э-э, товарищ комиссар. Так там же асы сидят.
-A ты откуда знаешь? - вставил Филатов. - Может какого-нибудь желторотого птенца посадили, а ты его зa аса принимаешь.
Летчики посмеивались. Сами побывали, каждый в свое время, в положении Колесникова, только не хватало смелости в этом признаться. Вспомнил и я свою первую встречу с 'мессершмиттами'. Как тогда Филатов сказал: 'Бить надо, а вы ему хвост нюхаете'. Но мне в первой же встрече с противником довелось быть нападающим, а тут человек только прикрывает, не испробовав еще всю силу машины, видимо, и в самом деле не верит в свой самолет. Надо ему в бою показать, что наш Як-1 не уступает 'мессершмитту'.
Уснул Колесников крепко, утром едва добудились. Умываясь, за дверью слышал, как он с товарищами делился:
- Ну, прямо, тебе воздушный бой истинный. Только будто бы не совсем небо, а огромная шахматная доска. И гоняю я во сне по этому шахматному небу аса с желтым ртом, да все шах ему, все шах...
- А мата так и не поставил? - пошутил кто-то. - Ничего сейчас пойдешь к Пятиозерью, с немцами партию и доиграешь. Да не забудь: оторвешься от авдеевского хвоста - матом обеспечен.
Советов посыпалось больше чем нужно. Предупреждали, мол: Авдеев в бою непрерывно делает такие сложные, резкие и неожиданные выкрутасы, что удержаться хвост почти невозможно. Пока удается это двум - командиру звена Филатову и сержанту Платонову.
Пришлось прервать этот затянувшийся 'инструктаж', - как бы заранее не испугался потеряться в бою от ведущего больше, чем предстоящей встречи с 'мессершмиттами'.
До вылета эскадрильи на сопровождение бомбардировщиков оставалось добрых полчаса. Решили выпустить нас с Колесниковым на разведку воздушной обстановки в районе цели. Комэск поставил задачу, спросил, все ли ясно и дал 'добро'. Друзья до самого самолета напутствовали Колесникова. Но Алексей их почти не слушал. Он был неузнаваемо серьезен.
Взлетели, прошлись над аэродромом по коробочке (квадратный маршрут) и легли на курс. Больше сотни глаз долго смотрели нам вслед.
Когда выполнив задание возвратились, Колесникова встречала вся эскадрилья: каждому хотелось убедиться в рождении еще одного бойца.
Алексей подрулил к стоянке, вылез из кабины сияющий. Стал на землю, будто на качающуюся палубу.
- Жив? - спросил Любимов посмеиваясь.
- Живой, товарищ капитан. - Алексей стянул с головы шлем и ударил им со всего маху об землю.
- Ни черта теперь не боюсь я 'мессершмиттов'. Чистые они медведи.
Его голубые глаза искрились, словно он прихлопнул шлемом сразу всю авиацию Геринга. Широкой ладонью потрогал шею, повертел головой, сказал, щурясь в улыбке:
- Вот только шея, видать, вспухла, голову не повернуть.
После друзьям рассказывал:
- Подлетаем к фронту, а там самолетов тьма-тьмущая. На всех высотах. Как потревоженный рой. Ну, думаю, над целью обстановочка ясна, сейчас старшой оглобли домой повернет. А он в самую гущу. Я - за ним. Что творилось! Как пошел, как пошел старшой вензеля выкручивать, а я мотаюсь сзади, как на буксире. Авдеев то в строй бомбардировщиков врежется - смотри, мол, Колесников, это обычные 'Юнкерсы', а это - 'лапотники', то за истребителями гоняется. А они шарахаются от него, как от прокаженного. Ну юлой, юлой вертится - ни дать, ни взять. А мне и его не потерять, и кругом обзор вести, голова эдак флюгером, флюгером...
* * *
Пятая эскадрилья воевала с прежним напряжением. Подраненные самолеты механики ремонтировали быстро. Вылечили и машину Гриши Филатова прямо в степи, где он посадил ее с пробитой трубкой водяной системы. В воздушных схватках летчики дрались отчаянно, противник уже на своей шкуре оценил искусство нашего пилотажа. Овладел им и Алексей Колесников. У своих товарищей он научился быть в бою неуязвимым, но сам не сбил еще ни одного вражеского самолета.
Как-то вылетел Алексей ведомым командира звена Филатова на прикрытие наших наземных войск. Накануне в эскадрилье много говорили о новом сверхмощном реактивном оружии. Вчера Минин и Филатов патрулировали над передним краем и в районе озер Старое и Красное видели сильный огненный залп в сторону немцев. Зрелище с высоты было неописуемое, но что творилось на земле невозможно было понять. И теперь Колесников, наблюдая за воздухом, нет-нет да и поглядывал вниз - очень уж хотелось увидеть реактивное оружие. Но нигде, и у озера Старого ничего похожего не оказалось.
На высоте около трех тысяч метров Алексей заметил пару Ме-109, помахал своему ведущему крылом, тот понял. Связываться с 'мессершмиттами' не стали, основная цель - не допустить бомбежку своих войск, но из виду их не выпускали и на всякий случай стали набирать высоту. Неожиданно Филатов дал знак и устремился вниз. Не отставая от него, Колесников увидел двух 'сто девятых', атакующих наш И-16.
Командир звена приближался к ведомому 'мессершмитту', но тот резко увильнул вправо с набором высоты. Филатов - за ним. Алексей поторопился открыть огонь по ведущему и только спугнул. Все же из прицела его не выпустил и, когда настиг, с силой вдавил общую гашетку пулеметов и пушки. 'Мессершмитт' задымил и пошел на снижение. Колесников осмотрелся, снова догнал подбитого противника, и на низкой высоте дал по нему еще три коротких очереди. Самолет ударился о землю, вверх взметнулись клубы пыли и дыма.
Филатова нигде не было видно. Торжествующий Колесников взял курс на аэродром. Ему не терпелось скорее доложить о своей первой победе. На полпути увидел машину командира звена, лихо пристроился и вместе пришли домой.
Выслушав доклады Филатова и Колеснпкова, капитан Любимов сказал сухо:
- Ладно, я запрошу.
В душе комэска обрадовался: не зря привез Колесникова, добрый выйдет боец. Но поздравить его с первым, еще не проверенным, сбитым, похвалить, как тогда Аллахвердова, Любимов воздержался. Иначе он поощрил бы этим ведомого за то, что тот бросил в бою своего ведущего. Но и ругать не стал - до конца дня еще не один вылет, а кто знает, как вообще закончится этот день. В промахах разобраться можно и вечером.
У Колесникова был вид, будто неожиданно окунули его в ледяную воду. Как же так, он уничтожил врага, а командир с ним так холодно, словно с
