обучения, недопустимости отказа и весьма неприятных последствиях, если такое щедрое предложение будет все же отвергнуто. Под конец противный конверт что-то проскрипел о недостойном поведении семьи в «трудные» для Англии времена и выплюнул список предметов и необходимой литературы к ним.
Дочку на станцию Кинг Кросс провожала только мать. Вернулась Молли подавленной и задумчивой. Выпив чаю, женщина рассказала, насколько разительными были отличия между семьями приверженцев новых властей и теми, кто еще недавно считались хозяевами ситуации. Смех и слезы, победа и поражение — всё это стороны одной медали, но как же они отличаются! Все опасались за Джинни, помня об издевательствах, которые пришлось пережить студентам от Кэрроу в прошлом году. Но еще опаснее было злить Пожирателей, поэтому оставалось надеяться на защиту Северуса. Впрочем, тому не привыкать — никто не любит, но содействия ждут.
Интересно, было ему обидно от такой несправедливости? Жаль, спросить не успела.
Время, самая ценная вещь, которую я умудрилась потерять так рано, неумолимо приближало дату моего судьбоносного дня. О, как сказала! И что интересно, если выразиться проще, то выйдет обычная неправда. Так что именно судьбоносного и никак иначе!
Но пока я пребывала в счастливом неведении относительно собственной участи и просто жила, стараясь унять в себе всепоглощающий страх перед неизвестностью. Мы с Роном даже совершили вылазку во «Флориш и Блотс», где накупили для меня множество заумных и довольно неинтересных для большинства книг. Судя по вековой пыли на этих талмудах, я была уже давно одинока в своем желании их прочесть. Во время нашей прогулки нас никто не окликнул, никто не заговорил, никто не оскорбил и по плечу не похлопал. Все были заняты своими делами.
Я во все глаза смотрела на волшебников, бодро носящихся по улицам, к чему-то приценивающихся у витрин, весело приветствующих друг дружку или тревожно листающих прессу за чашечкой кофе, и не могла понять — как они могут жить дальше, как?
Возле бутика «Твилфитт и Таттинг» я заметила высокую фигуру Лаванды Браун, заметившую в свою очередь меня и поспешно нырнувшую в самую гущу людей. Она стыдилась множества разноцветных свертков в своих руках, а я, к своему стыду, обрадовалась, что не придется понимающе кивать и «прощать». Лаванда не была первой такой стеснявшейся. Но неужели так трудно было хотя бы махнуть рукой тому, кто спас её от Фенрира?!
«За кого они все меня держат, за совесть народа?» — я не хотела быть совестью, я хотела быть человеком.
Мы тоже решили на десять минут притвориться нормальными и зашли в бывшее «Кафе-мороженное Флориана Фортескью». На его месте кто-то открыл роскошную кофейню. В её интерьере теперь преобладала строгая отделка мореным дубом, на стенах висели картины в изысканных рамах, уютную атмосферу создавали волшебные фиалки, сияющие всеми оттенками красного и фиолетового, но никакой былой легкости и нежности старого заведения не осталось и в помине.
Новая хозяйка — церемонная молодая волшебница, смотрела на нас как-то удивленно, но обслужила быстро и несколько раз мило улыбнулась. Как позже мы узнали, черноволосая женщина оказалась второй женой Гойла-старшего и, соответственно, мачехой Грегори — Алексией Гойл. Ей было чему удивиться, в её кафе еще не захаживали бывшие члены Ордена Феникса! Не Лютным переулком единым, оказывается, жила «та сторона».
— Надо же, и черепов на стенах нет! Приспосабливаются, кровопийцы, — так Рон прокомментировал рассказ Флер о новом заведении и его симпатичной черноволосой владелице. Она всегда знала всё обо всех и нынешняя ситуация никак не повлияла на её ужасную болтливость.
Девушка продолжала излагать свои мысли с нотками презрения в голосе:
— И что её заставило выйти за него? Он такой некрасивый, толстый и старый! Фи!
— Милая моя, эта Алексия из древней чистокровной семьи Соррови. Они до сих пор проживают во Франции. Насколько мне известно, это обычный брак по расчету!
— И что? Мне пожалеть её, что-ли? Я наслышана о Соррови: одни темные волшебники и межродственные браки! Моя маман знакома с ними. Стягивают сюда всякий сброд… — молодая миссис Уизли нарочито громко вздохнула.
Молли, желая закончить щекотливую тему браков Пожирателей, заключаемых сейчас в больших количествах, нервно прошептала:
— Жалеть не стоит, — и уже громче: — Но прекратите перемывать ей кости, немедленно!
Чем был вызван столь негативный настрой, я не знала. Чужие мысли — потемки для меня. Ну не далась мне легилименция! Хотя и черт с ней…
Невестка хотела что-то возразить свекрови, но передумала и демонстративно нагнулась поправить у своих ног клубок ниток небесного цвета, который и так был в полном порядке. Равно как и спицы, со звонким стуком провязывающие сложные петли. Они вязали пижаму для будущего малыша Флер, рождение которого ожидалось в марте.
Тем временем в коридоре раздались голоса Снейпа и мистера Уизли. Они о чем-то горячо спорили.
— Не будьте ослом, Артур! Они же не маленькие! — тоном Снейпа можно было лед замораживать.
— Северус, я не могу… Всякое ведь может случиться! Ну не убьют же меня только за посещение?! — его собеседник скорее оправдывался, чем возражал.
Наконец мужчины пришли в гостиную, и Молли потребовала объяснить нам, что к чему. При этом она обращалась к мужу в полной своей боевой готовности — руки уперев в бока, ноги на ширине плеч, глаза прищурены, всем своим видом демонстрируя, что если профессор что-то говорит, значит, так оно и есть и ему, её супругу, несдобровать! Дальновидная женщина…
— Дорогая, только что прилетела сова, нам прислали приглашение на инаугурацию нового министра и его помощников.
Профессор возвел глаза к потолку:
— Да нет же! Не вам! А только Грейнджер, вашим детям и невестке!
Мне стало интересно:
— А что, они планируют что-то масштабное? Или так, собрание в министерстве? И почему нас
