окружного прокурора Уэстчестера завести на меня уголовное дело, а суд присяжных – дело рисковое. Страховая компания отказывается выдавать мне деньги без решения суда, а судебные издержки быстро съедают мою наличность.
Когда я был мальчиком, учитель, игравший в низшей бейсбольной лиге, поскользнулся и упал с трамплина в бассейне. Известие о том, что у него парализовало обе руки и ноги, шокировало меня, поскольку свидетельствовало о превратностях судьбы, которые я никогда не принимал во внимание.
Однажды утром я пробрался в ванную отца, когда он брился.
– Что случилось, Шерлок? – спросил он, встретившись со мной взглядом в зеркале.
– Мистер Джексон, – пояснил я. – Что он будет делать?
– Не знаю. Каждый принимает решения сам.
– А что бы ты сделал?
Мой папа отвел взгляд и минуту смотрел на свое отражение, прежде чем длинным движением слева направо провести опасной бритвой возле горла.
– Ты играешь в шахматы, – наконец сказал он, откладывая лезвие и беря с края раковины зажженную сигарету. – Твой противник съедает твоего короля и королеву. Ты отстаешь от него на девять очков или больше. Что ты сделаешь?
– Сдамся.
Отец глубоко затянулся и выдохнул, и облако белого дыма замутило его черты в зеркале.
– В бесславной жизни смысла нет, – резюмировал он.
Я мою тарелки и кофейник и ставлю все на чистое полотенце, чтобы стекла вода. Возвращаясь к столу, я беру пистолет, выбираю один медный патрон из обоймы, которую вынул раньше, и тщательно вкладываю его в затвор. Когда я беру пистолет в рот, очищающий растворитель щиплет мне язык, как батарейка в девять вольт. Чтобы выстрелить, надо нажать на гашетку с давлением в три килограмма. Два литра молока весят два килограмма. Я нажимаю с силой, достаточной для того, чтобы поднять литр молока, два литра, больше… Пистолет сильно сотрясается, и я сжимаю зубами дуло, стараясь сдержать дрожь во всем теле. В ушах у меня звенит, и звон этот как-то странно повторяется. У меня уходит пара мгновений на то, чтобы узнать этот звук. Кто-то звонит в мою дверь. Я вынимаю пистолет изо рта, не снимая пальца со спускового крючка, и нагибаюсь вперед, чтобы положить голову на покрытый рубцами стол. Я задумываюсь – а стоит ли открывать дверь?
7
На крыльце стоит детектив Тиллинг. На ней дутая куртка серо-зеленого цвета, а волосы прикрывает оранжевая вязаная рыбацкая шапочка. Хмурая черная женщина стоит на несколько шагов позади и слегка сбоку от Тиллинг, ее правая рука засунута в расстегнутую коричневую кожаную куртку. Тиллинг окидывает меня взглядом, замечая мою мятую майку и мешковатые тренировочные штаны.
– Мы вас разбудили? – интересуется она.
Я ошеломленно пожимаю плечами. Негритянка, похоже, готова к столкновению, но я прихожу к выводу, что если бы они хотели арестовать меня, на мне бы уже давно защелкнулись наручники. Мне интересно, чувствует ли Тиллинг исходящий от меня запах оружейного масла.
– Мой новый напарник, – говорит Тиллинг, показывая на чернокожую женщину большим пальцем, – детектив Эллис. Нам с вами нужно поговорить.
– Я так не думаю.
– Мы недавно обнаружили кое-что интересное. Это могло бы стать зацепкой. Если бы вы согласились сотрудничать, нам было бы проще во всем разобраться.
Туман в моей голове рассеивается из-за резкого выброса адреналина. Тут мне надо быть поосторожнее. Мой адвокат пришел в бешенство, когда выяснил, что я говорил с Тиллинг на парковке во время похорон, и холодно сообщил мне, что хотя судья почти стопроцентно отклонил бы утверждения Виновски, мое признание Тиллинг в измене Дженне дало окружному прокурору прекрасный мотив убийства, с которым можно работать.
– Мне придется сначала позвонить своему адвокату, – отвечаю я.
– Когда мы с вами говорили в прошлый раз, вы отказались от своего права на совет адвоката, – напоминает мне Тиллинг. – Конечно, вы можете вернуть себе это право, но должна сказать, сегодня утром я не в настроении вести переговоры по семнадцати пунктам. Это простой уговор, и он не имеет никакого отношения к вашей таинственной подружке. Я сообщаю вам, что мы откопали, а вы отвечаете на пару вопросов, если вам этого хочется. Никаких обязательств.
Я колеблюсь. Предложение звучит заманчиво. Мне очень нужно знать, что же ей удалось выяснить, и, говоря по правде, я презираю снисходительного маленького ублюдка, который представляет мои интересы.
– Мы полтора часа ждали, пока закончится ваш утренний сон. Неужели вы слишком заняты, чтобы уделить нам пятнадцать минут? – спрашивает Тиллинг, и в ее голосе появляется насмешливая нотка. – У вас много планов на сегодня? Масса дел?
Мне приятнее говорить с ней, чем с Ромми, но это не причина проглатывать насмешку.
– Полицейским приходится по многу часов зависать в машинах, – отвечаю я. – Скажите, сильно ли мешает женщинам-полицейским то, что вы не можете пописать в бутылку?
Тиллинг отрывисто и грубовато смеется.
– Да или нет, Питер. Эллис может простудиться.
– Вы хотите войти?
– Нет. Мы еще не завтракали. На Уиллоу-стрит есть кофейня. Вы знаете, где это?
– Да, знаю. Дайте мне десять минут. Мне нужно одеться.
– Питер. – Она дотрагивается до своего уха и показывает, чтобы я сделал то же самое. – У вас там крем для бритья.
Кофейня забита людьми: утренний наплыв посетителей уже начался. Тиллинг и Эллис сидят рядышком на банкетке, положив куртки себе на колени. У Эллис лицо в форме сердечка, коротко стриженные волосы и широко расставленные глаза. Она выглядит лет на четырнадцать. Садясь напротив нее, я улыбаюсь ей и снова получаю в ответ сердитый взгляд. Усталая официантка здоровается, назвав обеих дам по имени, наполняет наши стаканы для воды и наливает кофе.
– Вы часто сюда приходите? – спрашиваю я.
– Ага, – отвечает Тиллинг, пододвигая ко мне посыпанный сахарной пудрой пончик. – Чтобы воспользоваться уборной. Основные правила таковы, Питер. Я говорю вам, что нам известно, а вы обещаете, что не будете пытаться вести собственное расследование. Я не хочу услышать, что нанятые вами полицейские отрабатывают наши версии.
– Я не соглашался ни на какие «основные правила».
Я поднимаю чашку, но Тиллинг кладет на мое запястье палец и не дает мне поднести ее ко рту.
– Мы ведь не попусту тратим здесь время, Питер? Потому что у нас с Эллис и других дел хватает.
Я перекладываю чашку в другую руку и стряхиваю палец Тиллинг.
– Если вы будете выполнять свою работу как полагается, мне не придется никого просить отрабатывать ваши версии.
Она молча смотрит на меня. Я машинально беру пончик и тут же раздраженно кладу его на место. Проходит тридцать секунд. Я прихлебываю кофе, стараясь заставить Тиллинг говорить первой. Из внутреннего кармана пальто она достает бумажный пакет и кладет его на стол перед собой, положив сверху руку. На наклейке написано имя Дженны.
– Я слушаю, – говорю я.
– Вы знаете типа по имени Андрей Жилина?
– Конечно, – встревожено отвечаю я. После похорон я не один раз писал по e-mail Андрею и оставил кучу сообщений на его голосовой почте, пока не понял, что он преднамеренно избегает меня. Трудно поверить, что он кинул меня в такой момент, что бы там ни произошло между мной и его сестрой, но это единственное объяснение. Его молчание было еще одним фактом, угнетавшим меня.
– Откуда?
– Мы познакомились еще в колледже. Вместе проходили стажировку в «Кляйн и Кляйн», а потом жили в одной комнате, когда учились в Школе бизнеса.
