— Пожалуйста, продолжайте, — попросила Сюзи.
— Львы вышли, ничего не опасаясь, в полный рост, и в рассветном сумраке казались огромными, как чудовища из арабских сказок. Я прицелился в львицу, находившуюся ко мне ближе других, и нажал курок. Без звука, как вол, сваленный одним ударом, упала она замертво. Лев взревел. Я быстро перезарядил первое дуло двустволки. И тут же понял, что и лев заметил меня: пригнул морду, грива встала дыбом. Задранный вверх хвост подергивался, красные десны обнажены в оскале, видны огромные белые клыки. Глаза горели яростью, лев издавал непрерывный рев. Затем, не поднимая головы, сделал несколько шагов вперед, глаза с яростью уставились на меня. Вдруг захлестал хвостом, а когда лев так делает, это значит — готовится напасть. Я быстро прицелился и выстрелил. Огромный самец взвился на задние лапы, громко взревел и, раздирая когтями воздух, рухнул замертво. Осталась последняя львица, и сквозь пороховой дым я увидел, как она вскочила и бросилась ко мне. Убежать я не мог — за спиной была высокая гряда валунов, через которую быстро не перелезешь. Львица приближалась, издавая хриплое рычание, и я с решимостью отчаяния выстрелил из второго ствола. Промахнулся. Отпрянул назад, надеясь, что успею перезарядить ружье, но упал. Разъяренный зверь был почти рядом. Львица прыгнула, но не достала меня. Это спасло мне жизнь. И тут она вдруг замерла на месте. Все-таки я попал! Пуля пронзила ее сердце, но она успела по инерции прыгнуть вперед. Когда я поднялся на ноги, она уже умирала. Я вернулся в лагерь и плотно позавтракал.
Рассказ Оливера Хаддо был встречен молчанием, все были потрясены. Никто не смел утверждать, что это выдумка, но напыщенный тон не придавал рассказу убедительности.
Артур готов был биться об заклад, что здесь не было ни слова правды. Никогда прежде не встречал он людей, подобных Хаддо, и не мог понять, какую радость можно находить в искусном сочинении неправдоподобных приключений.
— Вы, очевидно, очень отважны, — протянул он.
— Преследовать раненого льва в чаще леса — вероятно, самое опасное дело в мире, — спокойно ответил Хаддо. — Для этого нужны чрезвычайное хладнокровие и железные нервы.
Ответ произвел на Артура странное впечатление. Он бросил на Хаддо быстрый взгляд, и тут на него напал неудержимый смех. Бардон откинулся назад в своем кресле и принялся хохотать. Его веселость передалась другим, и они тоже рассмеялись. Оливер бесстрастно наблюдал за ними. Казалось, он не обижен и не удивлен. Когда Артур наконец пришел в себя, то увидел, что странный взгляд Хаддо устремлен на него.
— Ваш смех напоминает мне треск горящего под котлом хвороста, — сказал он.
И хотя по-прежнему не сводил с Артура глаз, губы его скривились в недоброй, саркастической улыбке.
— Даже глупцу ясно, что человек в силах командовать элементарными существами, если он лишен чувства страха. Иначе он никогда не сумеет повелевать ни сильфидами, ни переменчивыми ундинами.
Артур с удивлением уставился на него. Он ничего не понял из того, что сказал Хаддо. А тот продолжал, не обращая на Бардона внимания.
— Если адепт активен, гибок и силен, он будет владеть миром. Он пробьется сквозь все штормы, и ни одна капля дождя не посмеет упасть на его голову. Ветер не нарушит ни единой складочки его одежд. Он пройдет сквозь огонь и не сгорит в нем.
Доктор Поро отважно решился немного разъяснить присутствующим эти загадочные фразы:
— Дамы не знакомы с таинственными явлениями, о которых вы говорили, — обратился он к Хаддо. — Откуда им знать, дорогой друг, что в Средние века были открыты четыре наделенных невидимыми силами субъекта. Некоторые из них дружественны человеку, другие враждебны. Считалось, что эти субъекты могущественны и сознают свою мощь, хотя не обладают душой. Их жизнь зависит от существования какого-либо естественного объекта и, следовательно, они не бессмертны. В конце концов они должны возвратиться в пропасть вечной ночи, где их всегда настигает мрак смерти. Но полагали, что так же, как человек, созданный Богом, получил от него божественную искру, так и все эти сильфиды, ундины, саламандры в облике прекрасных женщин, благодаря связи с человеком, приобретают частицу его бессмертной души. Многие из существ, обладавших сверхчеловеческой красотой, получали и человеческую душу, полюбив кого-нибудь из людей. Но случалось и наоборот, и часто влюбленный юноша утрачивал свою бессмертную душу, покидая себе подобных и связывая свою жизнь с прекрасными, бездушными обитательницами звенящих ручьев или лесных чащоб.
— А я и не подозревал, что вы способны столь образно толковать обо всяких таинственных предметах, — повернулся Артур к Оливеру Хаддо.
Тот пожал плечами.
— Что есть мир, как не образ? Жизнь ведь не более чем символ. Сочту вас мудрецом, если вы сможете объяснить нам, что есть реальность?
— Признаться, я теряюсь, когда начинают рассуждать о магии и мистицизме.
— Однако, магия — не более чем искусство сознательно использовать невидимые средства, дабы произвести реальные эффекты. Воля, любовь и воображение — суть магические силы, которыми обладает каждый; но лишь тот, кто знает, как развить их, может считаться магом. У магии имеется только одна догма: ощущаемое есть мера невидимого.
— Не могли бы вы сказать нам, чем же обладает адепт этого искусства?
— Они перечислены в одном манускрипте XVI века на древнееврейском. Двадцатью одной сверхчеловеческой сущностью владеет тот, кто держит в правой руке ключи Соломона, а в левой — Ветвь Цветущего Миндаля. Он лицом к лицу созерцает Бога и беседует с Семью Джиннами, которые командуют небесным войском. Он неподвержен несчастиям и страху. Он правит Небом, и Ад служит ему. Он владеет секретом воскрешения из мертвых и ключом к бессмертию.
— Если вы владеете хотя бы частью перечисленных возможностей, у вас наверняка должны быть разнообразные достижения, — заметил Артур с иронией.
— Люди любят высмеивать то, чего не понимают, — пожал Хаддо массивными плечами.
Артур смолчал. Теперь он с любопытством смотрел на Хаддо. И спрашивал себя, всерьез ли тот верит всей этой галиматье или забавляется ею как грубым юмором. Говорил он серьезно, но губы кривились в усмешке, а в глазах мелькала улыбка, как бы опровергающая его слова. Сюзи все это очень забавляло. Она с большим любопытством слушала, как в этой прозаической таверне с важностью обсуждались оккультные явления. Доктор Поро прервал молчание.
— Араго, именем которого назван соседний бульвар, как-то заметил, что сомнение есть доказательство скромности и не является препятствием к прогрессу науки. Но этого нельзя сказать о недоверчивости, и тому, кто употребляет слово «невозможно» вне области чистой математики, не хватает благоразумия.
— Похоже, что вы сами верите в магию, дорогой доктор, — заметила мисс Бойд.
— В юности я ничему не верил, так как наука научила меня не доверять даже пяти моим органам чувств, — ответил Поро, пожав плечами. — Но встречал на Востоке много такого, что никак нельзя объяснить с позиций современной науки. Мистер Хаддо сообщил вам одно из определений магии, я дам другое. Она может быть объяснена просто как высокоразумное использование сил, неизвестных, презираемых или неправильно толкуемых чернью. Юноша, попадающий на Восток, сначала насмехается над идеями магии, но когда он проведет среди аборигенов несколько лет, то невольно начинает разделять мнение многих разумных людей, считающих, что в этом, в конце концов, — что-то есть.
Артур Бардон сделал нетерпеливый жест.
— Сколько бы ни прожил я на Востоке, не могу представить себе, что вдруг поверю чему-то, противоречащему законам науки. Если бы в том, что утверждает мистер Хаддо, было бы хоть слово истины, люди не сумели бы создать научную теорию мироздания.
— Для человека ученого вы рассуждаете слишком узко и самонадеянно, — отпарировал Хаддо. — Вам следовало бы знать, что наука, занимаясь только общими понятиями, оставляет вне поля зрения отдельные случаи, противоречащие огромному количеству частностей. Иногда сердце находится у пациента справа, но из-за этого вы не станете всем прикладывать свой стетоскоп не туда, куда обычно.
Возможно, что при некоторых условиях закон всемирного тяготения не действует, однако вы будете жить по-прежнему, будучи убежденным, что действует он неизменно. Но поверьте, некоторые предпочитают
