враждебных чувств к экипажу злополучного корабля, но она сочла разумным не оставлять живых свидетелей.
Ксеркс с нескрываемым удовольствием и интересом следил за этой схваткой. Он видел, как галера Артемисии напала на какой-то корабль, но полагал, что это вражеский корабль. Правда, возникли сомнения, принадлежал ли нападающий корабль Артемисии. Командиры, окружавшие Ксеркса, уверяли, что кораблем командовала Артемисия. Они узнали его по некоторым особенностям корпуса. Ксеркс стал следить за развитием боя с еще большим интересом, а когда увидел результат, осыпал Артемисию похвалами, заметив, что мужчины в его флоте ведут себя как женщины, тогда как единственная женщина действует как мужчина.
Таким образом, хитрость Артемисии сработала дважды. Были обмануты и греки, и персы, а она выиграла от обоих обманов. Царица спасла свою жизнь, заставив греков поверить, что она их друг, и прославилась среди персов, заставив их поверить, что потопленный ею корабль – вражеский.
Хотя эта и другие сцены сражения приносили Ксерксу немалое удовольствие, постепенно его любопытство и интерес сменились нетерпением, раздражением и яростью, поскольку повсюду греки начинали побеждать. Несмотря на распри и взаимную враждебность командиров на советах, когда пришло время действовать, воины проявляли слаженность, решительность и твердость, а также хладнокровие, осторожность и дисциплину. В конце концов ряды персов дрогнули и везде они были вынуждены отступать. Поразительный пример неукротимой смелости, свойственной в подобных обстоятельствах грекам, проявил Аристид. Читатель помнит, что персы ночью овладели островом Пситталия, находившимся почти в центре сражения, с двойной целью: использовать его в качестве убежища в ходе битвы и не допустить, чтобы то же самое сделал враг. У Аристида сейчас не было своих кораблей. Он был изгнан из Афин по наущению Фемистокла и других своих недоброжелателей. Он явился к Саламину с Эгины в одиночестве, чтобы рассказать соотечественникам о том, что они окружены персидским флотом. Когда началось сражение, его оставили зрителем на побережье Саламина. Охранять берег остался и небольшой греческий отряд. В ходе битвы, когда Аристид понял, что помощь этого отряда вряд ли понадобится грекам, он взял на себя командование, на лодках или галере перевез людей через пролив и высадился с ними на Пситталии. Они захватили остров и убили всех воинов, которых оставили там персы.
К исходу дня выяснилось, что греки одержали победу, но этой победы было недостаточно, чтобы заставить персов уйти навсегда. Хотя огромное количество персидских кораблей было уничтожено, многие уцелели и ночью ушли на свою стоянку в Фалерн. Грекам было не до них. Весь следующий день они собирали рассеявшиеся корабли из своего флота, ремонтировали их, заботились о раненых; выполняли много неотложных дел, которые всегда найдутся на флоте после битвы, даже если одержана победа. Греки точно не представляли состояние персидского флота, осталась ли опасность возобновления битвы на следующий день, и потому все свои силы бросили на укрепление обороны и перегруппировку флота для подготовки к любому повороту событий.
Однако Ксеркс не собирался возобновлять военные действия. Поражение в этой битве нанесло окончательный удар по его надеждам на продолжение завоевания Греции. Он тоже заставил своих людей срочно перегруппировывать уцелевшую часть флота, а сам, подавленный и отчаявшийся, обдумывал планы, но не новых сражений, а безопасного и быстрого возвращения домой, в Сузы.
Повсюду ветры и течения несли в Средиземное море обломки судов, спутанный такелаж, сломанные весла, разнообразное оружие, раздувшиеся трупы. В конце концов многие из этих скорбных свидетельств недавней битвы прибились к берегам Африки – берегам варварской страны, называемой Колиада. Дикари вытаскивали обломки на песок, использовали их как топливо для своих костров, радовались неожиданным приобретениям, хотя не подозревали, какой страшной трагедии ими обязаны. Это обстоятельство напомнило грекам древнее пророчество, давным-давно произнесенное в Афинах, смысла которого они прежде не понимали. Пророчество было следующим:
«Колиадские жены на берегах Африки будут жарить пищу на персидских веслах».
Глава 12
Возвращение Ксеркса в Персию
Мардоний, как мы помним, был главнокомандующим войсками Ксеркса, вторым человеком после самого Ксеркса – командиром самого высокого ранга в греческом походе. В реальности он был вроде премьер-министра, на которого возлагалась ответственность почти за все действия по управлению военной кампанией. Люди такого положения, ожидая от своих властителей высочайших наград и почестей в случае успеха, всегда имеют причины для опасений в случае провала. Поэтому ночью после битвы при Саламине Мардоний был охвачен страхом. Нельзя сказать, что он не верил в будущий успех похода, если будет позволено его продолжить, но знал характер деспотов, правивших в те времена великими империями, и прекрасно понимал, что в любой момент могут появиться посланные Ксерксом стражи с приказом отрубить ему голову. Тревога Мардония усиливалась, так как подавленный и встревоженный после битвы Ксеркс явно обдумывал какой-то необычный план. Вскоре Мардоний заметил признаки того, что Ксеркс планирует отступление, и после долгих колебаний решился поговорить с царем, попытаться разогнать его тревоги и страхи, внушить более радужный взгляд на перспективы военной кампании. Мардоний обратился к царю так:
– Не отрицаю, что вчерашнее сражение прошло не так успешно, как мы желали, но это поражение, как и предыдущие бедствия, с которыми мы сталкивались, в конце концов не так страшно. Во время этого похода ты, владыка, неуклонно и триумфально продвигался вперед. Твои войска успешно преодолевали любое сопротивление на суше. С ними ты пересек Фракию, Македонию и Фессалию. Ты сломил самое отчаянное сопротивлене в Фермопильском ущелье, завоевал всю Северную Грецию, предал огню Афины. Поэтому ты не должен сомневаться в успехе похода. Мы видим, что все великие цели, которые ты поставил, достигнуты. Да, флот понес огромный урон, но мы должны помнить, что на армию, а не на флот возлагались наши надежды. Армия в безопасности, и греки не смогут привести на поле боя силы, которые нанесли бы ей серьезный ущерб.
Такими словами Мардоний стремился возродить дрогнувшие мужество и решимость царя, но обнаружил, что почти не добился успеха. Ксеркс молчал, задумчивый и угнетенный тревожными мыслями. Наконец Мардоний предложил ему (если царь считает нужным вернуться в Сузы), чтобы часть армии под его, Мардония, командованием завершила успешно начатый поход. Мардоний был убежден в том, что для этой цели ему хватит 300 тысяч воинов.
Казалось, это предложение произвело благоприятное впечатление на Ксеркса. В реальности его устроил бы любой план, открывавший ему возможность избежать опасностей, которые, по его мнению, угрожали ему со всех сторон. Ксеркс сказал, что посоветуется с другими военачальниками, так и сделал, но прежде, чем принять окончательное решение, решил посоветоваться с Артемисией. Он не забыл, что она рекомендовала ему не нападать на греков у Саламина. Как оказалось, ее совет был в высшей степени разумным. Поэтому царь решил снова выяснить ее мнение.
Ксеркс вызвал Артемисию и, отослав всех командиров и свое окружение, наедине обсудил создавшееся положение.
– Мардоний предлагает не заканчивать поход из-за последнего поражения, поскольку флот – не самая важная часть нашего войска, а армии не нанесено никакого урона. Он предлагает, чтобы в случае, если я решу вернуться в Персию, я оставил бы с ним триста тысяч воинов для завершения покорения Греции. Скажи мне, что ты думаешь об этом плане. Ты была так проницательна и дальновидна в отношении боя при Саламине, что я желаю знать именно твое мнение.
