Так они сидели час, два, три. Комаров и Синицын за это время обшарили в квартире шкафы искали, что можно с собой прихватить. – Нашли немного золота и немного денег.
Даша рассказывала, что первой на обед приезжает мать – примерно в два часа. Ближе к двум все трое начали ее ждать. После двух в двери заскреб ключ. Синицын сделал Комарову знак глазами – один зашел в ванну, другой – в туалет. Терехов заметался по квартире и в конце концов, когда Светлана Шпагина уже входила в прихожую, забежал на кухню и спрятался за холодильник.
Со своего места он видел, что на столе они оставили неубранные чашки, разную еду. Он понял вдруг, что вот сейчас женщина заметит это и тогда начнется…
Светлана между тем, стоя в коридоре, звонила по телефону дочери.
– Даша, ты где? – спросила Светлана.
– Я у бабушки… – ответила Даша. Она в это время стояла с Лианой в магазине – покупали мыло да шампуни. Даша подумала, что вот хоть сейчас можно сказать матери о том, что ее ждет.
– Какая бабушка, что ты мне врешь! Опять ты с Лианой! Езжай сейчас же домой! – сказала Светлана. – Сейчас же!
– Мам, отцепись! – сказала Даша. Ей вдруг стало все равно – да пусть убивают. Она только боялась, что Синицын бросится на мать именно сейчас, и тогда в трубке будет все слышно. «Ничего, отключусь…» – с облегчением подумала Даша.
– Я разведусь с отцом и тогда тебе придется несладко! – прокричала в трубку мать, но тут Даша отключилась.
– Вот сучка! – сказала Светлана, и эти слова слышал сидевший за холодильником Терехов. – Вот сучка!
Светлана пошла на кухню. Она увидела чашки на столе, нарезанную колбасу, хлебные крошки и непонимающе уставилась на это. Потом повернулась и увидела за холодильником Терехова. Она даже не испугалась – Терехов, впрочем, и не имел того вида, который мог бы привести кого-то в трепет.
– Ты чего здесь делаешь, ты кто?! – заговорила Светлана.
Эти ее слова услышали Синицын и Комаров и разом выскочили из своих засад. Дальше начался кромешный ад. Синицын и Комаров бросились на нее и стали с двух сторон бить ножами.
– Мальчики, не убивайте! – кричала Светлана. Синицын всадил ей нож так, что нож застрял. Она схватила его за руку. Он дернулся – и выдернул руку без ножа. Светлана достала нож из своей груди. Синицын мгновение смотрел на нее, а потом ударил ее в голову кулаком. Светлана повалилась на пол, прямо к ногам Терехова.
– Не убивайте! Не убивайте! Чего вам надо? – бормотала она.
– Шоколада! – вдруг ответил Синицын и они с Комаровым захохотали.
Потом Светлана затихла.
– Уходить надо… – сказал Комаров. – вон как она вопила – соседи могут и ментов вызвать…
Синицын посмотрел на него, подумал, и кивнул. Они сложили свои ножи все в тот же пакет, с которым пришли.
– Пошли… – сказал Синицын. Они с Комаровым пошли к выходу. Терехова так и трясло за холодильником. Синицын вернулся за ним и потащил на выход.
Тут Светлана захрипела. Синицын поморщился, достал из пакета один из ножей, вернулся к Светлане и перерезал ей горло. Под булькающие звуки вытекающей крови он пошел к выходу.
Когда они вышли из подъезда, Игорь Шпагин стоял у дверей и говорил по телефону со своим начальником – этот звонок задержал его, этот звонок спас ему жизнь.
– Да… Да… Хорошо, Владимир Сергеич, сейчас пообедаю, и сразу, как приеду в контору, зайду к вам… – говорил Шпагин.
Синицын мгновенно узнал Шпагина – Даша показывала фотографии. Но убивать на улице было не с руки. К тому же, основные деньги причитались за мать. Синицын переглянулся с Комаровым, они быстро проскочили за спиной Шпагина и, сутулясь, пошли прочь, волоча Терехова, как мешок.
Синицына, Комарова, Терехова, Дашу и Лиану уже ночью вытащили из сауны. Они были так пьяны, что не могли одеться, ходили по сауне голые, смеялись друг над другом и корчили рожи ментам. К машинам их пришлось тащить, а следователи ждали почти до утра, пока они все проспятся.
Глава 16
– Ну что… давненько я не читал вам анекдотов… – сказал редактор, взглядывая на журналистов. Кончался февраль. Со дня гибели Петрушкиных прошло полгода. Жизнь кое-как продолжалась. Не так давно Петрушкин-старший устроил первый турнир по карате памяти Алексея, Данилы и Акима. На место Петрушкина в отдел новостей приняли девчонку – пацанов на журфаке было раз-два и обчелся, как когда-то на филологии.
– «Жена, а не собака, вот лучший друг человека… – читал редактор. – и тапочки принесет, и звонким лаем по утру разбудит».
Планерка засмеялась, но как-то так, грустно. Редактор поднял глаза. Все было не то.
Бесчетнов молча сидел на своем месте на отшибе. Рядом так же молча сидел Ушаков. Бесчетнов вдруг заметил, что Ушаков как-то удивленно разглядывает его.
– Ты чего? – спросил Бесчетнов.
– Что-то вы, Юрий Геннадьевич, совсем седой… – тихо сказал Ушаков. – А ведь не сегодня-завтра – молодой отец!
Бесчетнов посмотрел на него и сплюнул через левое плечо.
– Седой – ладно, с такой-то жизнью. А вот молодой отец – это еще рано… – сказал он.
Наташа уже две недели была в роддоме – нынче всех будущих мамочек отправляли в роддома перед родами заранее. Бесчетнов всегда носил при себе телефон – ждал звонка или смски «началось!». Но пока было тихо.
Планерка кончилась. Бесчетнов пришел в кабинет. Фотография Петрушкиных висела на стене. Получалось, что они все четверо весь день смотрели на Бесчетнова сбоку. «Ну что, Леха, вот так, живем… – подумал Бесчетнов, глядя на Алексея. – Как у тебя там? Как жена? Дети?»… Петрушкин улыбался в ответ.
Телефон пискнул. И еще нашаривая его в кармане, Бесчетнов знал, что там… «Рыба-карась, игра началась»… – подумал он.
Глава 17
– Девушка, мы договаривались с вашим начальством, что мне разрешат присутствовать при родах… – терпеливо втолковывал Бесчетнов медсестре.
– Ничего не знаю… – ответила медсестра. – да и в чем вы пойдете? Халата-то нет…
– Как же нет? – заулыбался Бесчетнов. – вот у вас в руках халат. Это же моей жены халат.
Медсестра и правда держала в руках наташин халат. Медсестра растерялась – поводы отказать были в общем-то исчерпаны.
– Ну?.. – сказал Бесчетнов.
Медсестра протянула ему халат.
Третья палата, – сказала она. – Он быстро прошел по коридору. Наташа лежала в небольшой палате одна.
– Ты пришел! – радостно сказала она. – Ты пришел.
– Ну, а как бы я мог не прийти? – сказал он. – Мы же собирались рожать вдвоем. Буду тебе помогать.
Он, правда, не сильно представлял себе эту помощь. В фильмах мужики обычно падают при родах в обморок – Бесчетнов думал, что это творческое преувеличение: еще в начале работы он как-то раз делал репортаж из родового зала, роженица сначала кричала на фотографа «Уберите его! Уберите!», потом ей стало все равно. Когда появился ребенок, она испуганно спрашивала: «Почему он не кричит? Почему он не кричит?». Ребенок и правда молчал. Но старая акушерка уверенно сказала: «Закричит!», отнесла ребенка к какой-то установке (как понял Бесчетнов потом – для продувки легких) и ребенок, наконец, заорал.
«Тогда не упал – а сейчас-то чего мне падать?» – думал Бесчетнов. Однако тогда оказалось не сейчас. Тогда он был на работе, что-то записывал, успевал спрашивать акушера, давать указания фотографу и даже о чем-то с ним шутить. Сейчас оставалось только держать Наташу за руку во время схваток.
