– А никто не знал.
– Новая? – Юра одобрительно хлопнул ладонью по передней панели.
Я покачал головой.
– Та была лучше, – сказал друг.
– Эта тоже ничего. Советская техника. Простая и дешевая в эксплуатации.
– Не боишься, что и эту отнимут?
– Нет. Чего ты боишься – то ты создаешь.
– Согласен.
– Кстати, и деньги у меня тоже есть. Лежат в надежном месте. Немного. Хватит на полгода безбедной жизни.
– Значит, ты всех обманул, – печально констатировал друг. – Даже меня.
– То есть – себя.
– Я так и сказал.
– Да, обманул. Немного. Извини. Я не мог иначе. После тюрьмы я стал очень дальновидный. Приходится обманывать всех. И самого себя тоже.
– Останови машину.
Я послушно затормозил. Друг, однако, не спешил выходить.
– Пора мне, наверное, – задумчиво, старым голосом произнес он.
– Совсем уходишь?
– Да.
Вместо облегчения я почувствовал беспокойство и даже сделал руками несколько мелких лишних движений.
– Не может быть. Не верю, что ты так просто уйдешь. Шизофрения сама собой не вылечивается.
Юра покачал головой.
– Ты не шизофреник. Ты просто устал. И не потому устал, что слишком много дел делаешь, а потому, что делаешь не свое дело. Ты что, с детства мечтал строить гаражи? Или продавать нефтяные насосы?
– Нет, конечно.
– Вот и подумай об этом. Помолчали.
– Оставайся, – предложил я. – Обещаю больше тебя не обманывать.
– Сначала выполни те обещания, которые уже дал. А потом новые раздавай.
– Оставайся, Юра.
– Нет. Здесь все не мое. Я в твоей жизни ничего не понимаю. Ты тратишь слишком много сил для достижения слишком мелких целей. Я ухожу.
– Вернешься?
– Может быть.
– Через пятнадцать лет?
– Бог знает. Справишься без меня?
– Попробую. Завтра компаньон вернется – вдвоем легче будет.
– Кстати, ты так и не сказал, кто твой компаньон.
– Иванов, – признался я, почему-то застеснявшись. – Кто же еще. Ты ведь создал всю мою жизнь. Я теперь доверяю только тем людям, которым доверял ты. А ты, кроме меня, доверял только Иванову...
– Привет ему передай. А мне пора. К своим.
Юра показал рукой.
Я повернул голову и увидел их всех.
Они стояли неисчислимой тесной толпой и молчали. Ни одного старого лица. Ни единой седой головы. Все как один молоды и серьезны. Солдаты в пятнистых маскировочных халатах. Бандиты в кожаных куртках. Шоферы в ватниках. Рабочие в спецовках.
Ушедшие до срока. Насильственно умерщвленные. Сгинувшие в автокатастрофах, зарезанные в пьяных драках, подорвавшиеся на фугасах, издохшие от наркотиков. Расстрелянные, задушенные, обезглавленные, закатанные в бетон, разорванные на куски, прошитые автоматными очередями, закопанные живьем. Сгоревшие в танках, расплющенные колесами грузовиков, отравившиеся ядовитой водкой. Русские и таджики, украинцы и калмыки, казахи и чеченцы. Атлеты и доходяги, интеллектуалы и неучи. Иные взгляды были прямы и ясны, другие мутны и подозрительны. Иные лица красивы и благородны, другие перекошены и отмечены печатью порока. Но все как один – юны, чудовищно юны, непростительно юны. И все – мертвые.
Юра вышел и махнул мне рукой.
Мимо на бешеной скорости пронеслась огромная машина, переполненная хохочущими обдолбанными
