Один из тех, кто рядом с нами жил, с врагами дрался из последних сил… Вот он лежит, бессмертия достоин. Он молод был. Какой широкий путь был для него открыт! Он рос на воле, в семье народов. С каждым днем все боле светило солнце нам. Но посягнуть на нашу жизнь, святое наше дело, фашистская Германия посмела, и рукава уж засучил палач и ухмыльнулся… Горестно играют в оркестре, — мне же кажется: то плач с Украины… Трубы! Трубы пусть рыдают! Пусть вдовье горе выплачут, пускай поют о тех, кто следует за гробом, заламывая руки к небу… Знай, проклятый враг: твоя бессильна злоба на наш народ! Свирепствуешь? Дрожи: никто не победит народ! Быть может, считаешь благородством грабежи? Собаке «благородство» не поможет, и волку — тоже… …Как на лапах волк, на западе, оскалясь, встала туча. Упали сумерки. Оркестр замолк, и стало тихо… Рота всевобуча навстречу нам прошла. Вот повезли белье для госпиталя. Мимо дети с собакой прошмыгнули. А вдали завод гудел и стих. И вместе с этим темнело все вокруг. И снег лежал. И перед гробом по дороге белой от фонаря дрожащий луч бежал… И я сильнее вдруг затосковал — и реквием душа моя запела. Все обновляется, меняется и рвется, исходит кровью в ранах, в горе сердце рвет, песком заносится и пылью обдается, земле сырой всего себя передает. Все в новые на свете формы переходит, все движется, течет, не хочет ждать. И человек по землям бродит, бродит, чтоб снова вечность под землей лежать. И каждый день, и каждую минуту то разверзается, то закрывается земля. И человек судьбою схвачен, будто его опутывает кольцами змея. Но нет, есть в жизни распорядок строгий, и что казалось хаосом — есть умный строй. Все чередуется: и счастье и тревоги, — историю, как книгу, приоткрой. Есть счастье победить в сраженье за свободу,— к оружию она зовет раба. И если хочешь ты пройти к свободе бродом — пойми, что этот брод всегда — борьба. Земля, как мать, как солнца дар бесценный, она тебя и носит и живит. Законы материнства и борьбы — священны, ни смерть, ни горе их не победит. Все движется рывками, трудно, туго, наш путь вперед! Шаги бойцов тверды. Орда фашистская, пьешь кровь, ворюга! Дождешься: не допросишься воды. Подохнешь без воды. Народ твой встрепенется — ведь он не раб — потянется к борьбе. Все обновляется, меняется и рвется к свободе — к истинной своей судьбе. Ты зарвалась — да отвечать придется. Тебя настигнем мы, пиши пропало — крах. Все изменяется, и лепится, и мнется, как глина мягкая у скульптора в руках. А скульптор — сам народ, и он стоит, не гнется. Он хочет жить. На воле хочет жить. Все поднимается, встает, растет, смеется, ведь ты мертва, тебе живых нас не убить.
