…Оркестр играл. В соседний переулок процессия печально повернула, — сверкнули заводские окна… Высь приподнялась, стремительные сабли прожекторов скрестились, обнялись и в облаках тревожно шарить стали… С еловых веток лапчатых свисали обрывки снежной пены… Все обновляется, меняется и рвется, исходит кровью в ранах, в грудь, стеная, бьет, песком заносится, и пылью обдается, и зеленями из земли опять встает. Вот и ров и кладбище. Коней остановили. И приподняли гроб. Тогда с дерев посыпалась вдруг ледяная крупка, позванивая. И от льдышек хрупких стонала тишина. И я под гроб плечо подставил. Медленно, неловко скользили мы с сугроба на сугроб. Нас обгоняли люди — кто с веревкой, кто с заступом (спешила жизнь сама!), — их догоняла хлопьями зима. А люди шли, подолгу застревая в снегу, точь-в-точь как мы. За темнотой — кресты. Мы с нашей ношею святой пришли на пустошь. Стали мы у края глубокой ямы. Гроб спустили с плеч и осторожно на сырую глину поставили его… «Возмездья меч, — так начал речь оратор, — Украину и всех нас спас! — (И загудела даль. Упала мать у края темной ямы: «Откройте гроб! Сыночек, ручку дай! Зачем заколотили гроб гвоздями?» …За ней жена — не плачем начала, а хохотом рыдания: «Мой сокол, Степан, проснись!») — Мы будем мстить жестоко! — сказал оратор. — За деянья зла ответит враг. В бой! Нет, никто не в силе нас побороть. Непобедим народ! Вот партизан нам руку подает из Югославии! Ряды сплотили повстанцы в Польше, острые ножи уж наготове! Встало Закарпатье. Кипит и Чехия… Бой не на жизнь, а на смерть! Всех тиранов без изъятья казнить и всех, кто с ними заодно… Тот будет жить, кто был отважным сыном страны родной!— Мгновение одно молчал оратор. — Он за Украину замучен был — товарищ твой и мой… (Жена и мать рыдали. Крики, стоны — смешалось все. Окутанные тьмой, стояли мы, как тени. И каленой сухой иглой мороз нам душу жег.) Герой не умирает! Свято дело Степана и бессмертия залог! И после смерти он зовет нас смело! …Раздался залп. Он воздух так качнул, как будто буря в землю нас вдавила. Тут плач, и крик, и стон… И тяжкий гул громовый прокатился. Поглотила земля Степана. Стали засыпать забитый гроб. И глухо отвечал он. И стон родных вновь начал повторять рыдание оркестра. Лишь сияла звезда вверху… А трубы скорбно плакали. Тарелки звонко звякали. Бил барабан как будто в грудь: ты славно завершил свой путь. …Уж выплакался я! Не знаю, с кем и как я возвращался. Сияла в снежных звездах вся земля… И реквием в душе моей раздался: Все обновляется, меняется и рвется, исходит кровью в ранах, в грудь, стеная, бьет, песком заносится, и пылью обдается, и зеленями из земли опять встает. Домой пришел я: во дворе в снегу еще торчит моя лопата.
