Мэксин. Завтра мальчики отвезут вас в моем пикапе. Бесплатно.
Ханна. Вы очень добры. (Останавливая Мэксин, собиравшуюся уйти.) Миссис Фолк!
Мэксин (неохотно поворачиваясь к ней). Да?
Ханна. Вы знаете толк в нефрите?
Мэксин. В нефрите?
Ханна. Да.
Мэксин. А что?
Ханна. У меня есть небольшая, но очень интересная коллекция. Я спросила, потому что самое главное в изделиях из нефрита – работа, резьба. (Снимает с себя нефритовое украшение.) Вот, например, резьба – настоящее чудо. Такая маленькая вещица, а вырезаны две фигурки: легендарный принц Ака и принцесса Анг… и летящая цапля над ними. Скорей всего, чудодей, гнувший спину над этой тончайшей резьбой, получил за работу жалкий куль рису, семью прокормить месяц, и то лишь впроголодь. Зато скупщик, завладевший этим сокровищем, сбыл его англичанке уж по меньшей мере фунтов за триста стерлингов. А та, когда это маленькое нефритовое чудо успело ей поднадоесть, подарила его мне – я нарисовала ее не такой, какой она стала теперь, а какой она мне увиделась в лучшую пору ее жизни. Видите, какая резьба?
Мэксин. Вижу, милая. Но я не принимаю вещей в заклад, у меня гостиница.
Ханна. Знаю, но не примете ли ее в виде обеспечения, в счет хотя бы нескольких дней?
Мэксин. Вы совсем на мели?
Ханна. Да, совсем…
Мэксин. Вы как будто гордитесь этим.
Ханна. Я не горжусь, но и не стыжусь. Просто нам еще не случалось попадать в такой переплет.
Мэксин (нехотя). Пожалуй, вы говорите правду, но и я не лгу: после смерти мужа я в таких тисках – хоть топись, и, не будь жизнь все-таки милей денег, я, верно, бросилась бы за ним в океан.
Ханна. В океан?!
Мэксин (с философским спокойствием). Да. Я точно выполнила его волю. Мой муж, Фред Фолк, был первым мастером среди рыболовов-любителей на всем западном берегу Мексиканского залива. Он побивал все рекорды по отлову меч-рыбы, тарпана, королевской сельди, барракуды и, когда дни его уже были сочтены, просил на смертном одре, чтобы его бросили в море… да, прямо в бухте, чтобы его даже не зашивали в брезент, а бросили в рыбацком костюме. И вот старый рыбак пошел на корм рыбам – уж теперь рыбка сочтется со стариной Фредди. Что вы на это скажете?
Ханна (пристально поглядев на Мэксин). Не думаю, чтоб он об этом пожалел.
Мэксин. А я думаю… И меня бросает в дрожь. (Ее отвлекает семейка немцев.)
Те дружно шагают по тропинке под марш. Из зарослей появляется Шеннон. Он в купальном халате, липнущем к мокрому телу. Все внимание Мэксин сразу переключается на него одного – она то затихает, то словно бьет яростными вспышками, как провод под высоким напряжением. Ханна в этой сцене звучит как бы контрапунктом к Мэксин. На мгновение Ханна закрывает глаза, снова открывает, и в ее взгляде – весь ее стоицизм и все отчаяние борьбы за пристанище, в котором ей отказывают.
Шеннон (подходит к веранде, и теперь он – главный на сцене). Вон они, дорогая моя Мэксин, идут ваши покорители мира. И поют «Хорст Вессель». (Подымаясь на веранду, зло посмеивается.) Мэксин. Шеннон, прежде чем входить на веранду, вы бы хоть смыли с себя песок.
Появлению возвращающихся с пляжа немцев предшествует фашистский марш, который они горланят во всю глотку. Обнаженные бронзово-красные телеса, словно сошедшие с полотен Рубенса. Женщины слегка прикрыли себя мокрыми гирляндами зеленых водорослей. Молодой муж, оперный тенор, дует в большую раковину. В руках его тестя коротковолновый радиоприемничек, который все еще передает нарастающий гром битвы за Англию.
Хильда (скачет верхом на своей резиновой лошадке). Гоп, гоп, гоп.
Господин Фаренкопф (в экстазе). Лондон горит! Центр города в огне.
Вольфганг колесом вкатывается на веранду, проходит несколько шагов на руках и с громким возгласом падает. Мэксин вместе с немцами громко хохочет.
Пива! Пива! Пива!
Фрау Фаренкопф. Нет, сегодня – шампанского!
И, пока они обходят веранду, продолжается веселье, крики и скачка на лошадке. Шеннон входит на веранду, и Мэксин сразу умолкает. Но ей жаль, что нельзя посмеяться, и немного завидно.
Шеннон. Мэксин, дорогая, вы, кажется, превращаете свой отель в мексиканский Берхтесгаден?
Мэксин. Я ведь сказала, смойте песок.
Крики немцев, требующих пива, заставляют ее пройти за угол веранды.
Ханна. Мистер Шеннон, может быть, вы знаете пансион «Каса де Хеспедес»? Что он собой представляет?
Взгляд Шеннона почти безучастен.
Мы… мы подумываем о том, чтобы завтра перебраться туда. Можете нам его порекомендовать?
Шеннон. То же, что Черная яма в Калькутте.
Ханна (задумчиво кивая). Так я и думала. Мистер Шеннон, не заинтересуется ли случайно кто-нибудь в вашей группе моими акварелями? Или портретами углем?
