нос.
Поглядев вниз, она заметила стражника у ворот своего дома. Он стоял, прислонившись к стене и держа на плече алебарду. Это означало, что на ее дверях нарисован красный крест и что они с Брюсом заперты в доме на сорок дней и ночей или пока оба не умрут. Несколько дней назад это повергло бы Эмбер в ужас, но сейчас она восприняла новость почти равнодушно.
– Стражник! – позвала она тихо.
Тот отошел от стены и поднял на нее глаза.
– Не могли бы вы передать кому-нибудь это письмо, чтобы его отправили по почте? Я дам вам шиллинг.
Он кивнул, Эмбер бросила ему письмо и монету и снова закрыла окошко. Но секунду она простояла у окна, глядя на небо и деревья, как заключенный из-за тюремной решетки. Потом снова накинула на Брюса одеяло.
Сиделка явилась около девяти часов. Эмбер услышала, как кто-то разговаривает со стражником внизу, а затем раздался стук в дверь. Эмбер взяла свечу и впустила сиделку.
– Почему вы так поздно? – требовательно спросила она. – Доктор сказал мне, что пришлет сиделку к полудню.
– Я пришла к вам от моего последнего пациента, мэм, а он долго умирал.
Эмбер побежала наверх по лестнице первая, освещая путь сиделке, но старуха поднималась медленно, тяжело дыша, останавливаясь и хватаясь за колени на каждой ступеньке. На верхней площадке Эмбер обернулась и поглядела вниз на старуху. Такая сиделка едва ли могла ее устроить.
Женщине было лет шестьдесят, она отличалась немалым весом. Лицо круглое и дряблое, но нос – острым крючком, губы тонкие и поджатые. На сиделке был неопрятный желтый парик, надетый криво, и темно-красное бархатное платье, сильно поношенное и в грязных пятнах. Оно обнажало опущенные плечи и слишком туго обтягивало большие отвисшие груди. От женщины исходил неприятный затхлый запах.
– Как вас зовут? – спросила Эмбер, когда старуха, пыхтя, поднялась на верхнюю площадку.
– Спонг, мэм. Миссис Спонг.
– А я миссис Дэнджерфилд. Больной здесь. Она вошла в спальню, миссис Спонг проковыляла за ней следом, оглядывая глупыми голубыми глазами великолепную мебель. Она даже не взглянула на Брюса, пока Эмбер в отчаянии не обратилась к ней:
– Ну?
Тогда она чуть вздрогнула и изобразила дурацкую полуулыбку, обнажив при этом несколько почерневших зубов.
– А, так вот кто болен. – Она глядела на него секунду. – Он не очень-то хорошо выглядит, не правда ли?
– Да, не очень! – сердито и разочарованно отрезала Эмбер, раздосадованная, что ей прислали такую бестолковую старуху. – Вы сиделка, не так ли? Скажите, что надо делать. Как я могу ему помочь? Я сделала все, что рекомендовал доктор…
– Ну, мэм, если вы выполнили все, что сказал доктор, то мне нечего вам посоветовать.
– Но как он выглядит? Ведь вы видели других больных, как он выглядит по сравнению с другими?
Спонг поглядела на него, цокая языком.
– Ну, мэм, – произнесла она наконец, – некоторые выглядели похуже, а некоторые выглядели лучше. Но я честно вам скажу: он выглядит плохо. А теперь, мэм, дайте поесть бедной голодной старой женщине. В последнем месте, где я была, ничего съестного не оказалось, чтоб мне пусто было…
Эмбер поглядела на сиделку с отвращением, но тут Брюса снова стало рвать, и она бросилась к. нему с ведром, мотнув головой в сторону кухни:
– Вон там.
Она почувствовала себя еще более усталой и совершенно обескураженной. От этой мерзкой грязной старухи помощи ждать нечего. Она не позволит этой женщине прикоснуться к Брюсу, да, похоже, старуху и не заставишь помогать. Единственное, на что Эмбер еще могла надеяться, – уговорить ее посидеть с Брюсом в эту ночь, чтобы самой выспаться, а завтра она отошлет эту Спонг обратно с просьбой прислать кого-нибудь получше.
Прошло с полчаса, за это время из кухни не донеслось ни звука. Наконец Эмбер в ярости ворвалась туда и увидела свою аккуратную, прибранную и уютную кухню в полнейшем беспорядке. Все было разбросано и испачкано. Шкаф для провизии стоял открытым, на полу – раздавленное яйцо, от окорока были отрезаны большие куски, и съедена четверть круга сыра. Спонг удивленно взглянула на Эмбер. В одной руке старуха держала кусок ветчины, в другой бутылку шампанского, из которой Брюс и Эмбер пили накануне вечером.
– Ну и ну! – саркастически заметила Эмбер. – Надеюсь, вы здесь не очень проголодались!
– Нет, мэм, – согласилась Спонг. – Мне больше нравится в благородных домах, вот что я вам скажу. У них всегда много съестного.
– Пойди и присмотри за его светлостью. Мне надо приготовить ему поесть. Позови меня, если он сбросит одеяло или его начнет рвать, но сама ничего не делай, слышишь, ничего.
– Его светлость, да? А вы, значит, – ваша милость, я так понимаю?
– Иди займись своим делом, убирайся отсюда. Пошла!
Спонг пожала плечами и вышла. Эмбер сжала зубы от ярости и сразу начала готовить Брюсу поднос с едой. Несколько часов назад она накормила его супом, оставшимся после вчерашнего ужина: недовольный, что его потревожили, Брюс стал ругать ее и пытался отвести ложку в сторону, но Эмбер все же сумела заставить его поесть. Через четверть часа Брюса снова вырвало.
