было пройти через весь шахтный двор. И как назло — такое уж утро выдалось несчастное! — на каждом шагу натыкался на знакомых шахтеров, и каждый норовил спросить, куда это он навострился. Взмок, пока до цеха добрался. Только железную скрипучую дверь отворил, увидел Котова. Но еще мгновением раньше увидел на дощатой площадке комбайн — новенький, промасленный, со стальными, до блеска отшлифованными ручками управления.
«Вот он какой!» — задохнулся от волнения Федор.
И забыл про Котова, про то, что путевку должен ему вручить, осторожно, как бы боясь, что комбайн может исчезнуть, подошел поближе, опустился на корточки, пощупал холодные ручки и сразу же приметил, что на щите управления больше ручек, чем на комбайне «Донбасс». Зачем они? Для чего? Вот так же три года назад, на соседней шахте, куда он пришел вместе с Леонтием на производственное совещание, увидел он впервые в механическом цехе угольный комбайн. Увидел и остановился, очарованный, и долго стоял перед комбайном, пристально всматриваясь в каждую деталь красавицы машины, весело поблескивающей в лучах солнца, и не слышал, как звал его Леонтий. Тогда же и проклюнулась упрямым ростком мысль стать самому машинистом вот такого огромного, прекрасного комбайна.
— А ну, парень, подвинься чуток, — грубовато оттолкнул его слесарь в промасленной спецовке и, достав из сумки, которую бросил рядом с собой, гаечный ключ, ловко и быстро — хозяином чувствовал себя — стал подкручивать что-то под щитом управления.
— Много еще работы? — спросил у слесаря Федор.
— Ты кто, машинист? — спросил слесарь.
Федор кивнул.
— Не терпится? — Вытер ладонью вспотевшее лицо, твердо сказал: — Завтра и закончим.
— Завтра?
— Разве поздно? Стараемся...
Федор, не слушая больше слесаря, который с удивлением смотрел ему вслед, заторопился к выходу. Он уже не думал о том, почему не пришел к нему Леонтий. Об этом он подумает позже, а сейчас ему нужно как можно скорее увидеть бригадира. Может быть, еще не поздно? Может быть, есть еще надежда?
СЕДЬМАЯ ГЛАВА
В середине марта такелажники спустили в откаточный штрек новой восьмидесятой лавы, предназначенной для освоения комплекса, все сто сорок секций, и теперь предстояло эти секции установить в один ряд по всей линии лавы.
— Сколько дней потребуется, Павел Ксенофонтович? — спросил директор шахты.
Спросил в надежде, что Зацепин за тот отрезок времени, как встретился с ним и представил подробный план работы комплекса, может переменить сроки монтажа. Но Зацепин твердо ответил:
— Две недели. Так спокойнее.
— Как вы считаете, Леонтий Михайлович? — обратился Кучеров к Ушакову.
— Будем стараться, Семен Данилович, — ответил Леонтий и взглянул на Зацепина: правильно ли сказал?
Он еще никак не мог избавиться от неприятного чувства, которое возникло при первой же встрече с начальником пятого участка. Даже непонятно, отчего. Или оттого, что Зацепин был ему незнаком, или оттого, что не приглянулся его внешний вид, уж слишком начальственный; серьезность и строгость подчеркивали очки в тонкой золотой оправе. А может быть, больше всего оттого, что вел тот себя сухо, сдержанно, осторожно. «Или он хитрый, или не уверен в себе», — подумал о Зацепине Леонтий Ушаков. И не знал, как себя вести с этим человеком. На всякий случай решил, что лучше будет, если, он станет прислушиваться к мнению Зацепина, соглашаться с ним. «А там... там увидим», — успокоил себя Леонтий.
— Не будем торопиться, — поддержал начальника участка Алексей Иванович, — посмотрим, как первая смена пройдет.
— Что ж, посмотрим, — согласился Кучеров.
...И вот она, первая смена. В шахту спустилось звено Михаила Ерыкалина. В него вошли все пятеро, которых отобрал Леонтий Ушаков из прежней своей бригады, двое — Потапов и Бородкин — из бригады, которая работала здесь, на пятом участке, и еще новичок — Сергей Наливайко. На участок он пришел сам в тог момент, когда уже все звенья были сформированы, а Леонтии Ушаков стал сквозным бригадиром. Это значило, что теперь в его обязанности входило больше всяких неотложных дел и что на протяжении суток он обязан знать все о работе всех звеньев, о состоянии лавы и поэтому вправе был спуститься в шахту в любое время — утром, днем, вечером... Это было непривычно, сложно, а самое главное заключалось в том, чтобы вовремя почувствовать, в какую смену он необходим в лаве.
— Надо вам, Леонтий Михайлович, помощника себе подыскать, — посоветовал Зацепин. — Давайте подумаем вместе: кого?
В раскомандировку вошел секретарь партбюро Жильцов, за ним — парень-крепыш. Жильцов молча присел на скамью, а парень выступил вперед и выпалил на одном дыхании:
— Здравствуйте. Я Сергей Наливайко. Возьмите меня в бригаду. Очень прошу, возьмите...
И отступил чуть назад: вот, мол, я какой, весь на виду. Был он ростом невысок, но плечист, и все у него было крупное, как бы чуть увеличенное, — и лицо, и руки, и грудь. Стоял он прочно, и Ушаков подумал, что такого крепыша не просто сдвинуть с места. И только глаза не соответствовали этой грубоватой фигуре. Были они нежно-голубые, беззащитно-просящие.
Леонтий посмотрел на Жильцова, как бы спрашивая: «Как быть?» Алексей Иванович молча кивнул: соглашайся, не мучай парня. А вслух сказал:
— С часу дня дожидается.
Леонтий вопросительно взглянул на парня: неужели с часу?
— Я с утра здесь, только не решался. Вот к Алексею Ивановичу сначала зашел... посоветоваться. Понимаю, такое дело... ответственное...
И опять в упор — эти глаза, голубые, беззащитно-просящие.
— А кем вы хотите быть? — спросил парня Зацепин.
— На любую должность согласен. Я горный техникум окончил, слесарем работаю в механическом цехе. Комбайн для новой лавы готовил. В общем, испытать себя хочу, на что я способен. А то все слесарем да слесарем... Я на большее могу сгодиться.
Сергей Наливайко сделал шаг вперед, еще один, вот-вот притиснет Леонтия к стене. Такого и впрямь не сдвинешь. Можно подумать: упрямец, напролом лезет. Но только вот эти глаза... Удивительно, что они принадлежат такому крепышу.
Но что сказать? Взглянул на Зацепина, а тот плечами пожал: «Сам решай. Ты бригадир». На Алексея Ивановича посмотрел, а Жильцов, будто сговорился с начальником участка, тоже плечами пожал. Значит, его, бригадира, испытать решили?
— Ладно, Наливайко, — Леонтий руку поднял, — обговорим мы тут сначала...
— Я подожду, — торопливо сказал Сергей и выскользнул из кабинета.
И опять такого проворства не ожидал Леонтий, с удивлением и растерянностью посмотрел на дверь. Подошел к нему Алексей Иванович, руки положил на плечи, легонько повернул к себе.
— Что скажешь, бригадир? Отчаянный парень? Не правда?
— Слишком, — буркнул Леонтий и скорее наугад, чем догадываясь, добавил: — Не с вашего ли разрешения, Алексей Иванович?
— С моего, — согласился Жильцов. — Едва уговорил. Такой стеснительный... А парень он, по-моему, сто?ящий. Как вы считаете, Павел Ксенофонтович?
— Я не возражаю. Что бригадир скажет?
«И здесь осторожничает», — с неприязнью подумал Леонтий.
— Я его в помощники возьму! — И внимательно посмотрел на Зацепина: как среагирует начальник участка?
