отчего ее юбка очень эротично, но при этом вполне целомудренно чуть задралась на накачанных в фитнес- клубе бедрах.
– Я рада, что наконец-то заполучила вас к себе, Моня! – призналась ведущая. – Говорю это совершенно откровенно! Ваша пастырская деятельность вызывает неоднозначные оценки, однако тот факт, что армия ваших приверженцев на полуострове растет не по дням, а по часам, говорит сам за себя! А чем вы сами объясните, не побоюсь этого слова, феноменальный рост популярности «Церкви истинной веры»?
– Прежде всего хочу поблагодарить вас за приглашение! – сложил перед собой руки Моня. – А что до секрета, то его нет. Я просто говорю людям правду, только правду и ничего, кроме правды! И люди это чувствуют. Потому и тянутся ко мне!
– Отличный ответ!
Публика в студии разразилась аплодисментами. Вроде бы спонтанными. Переждав их, ведущая продолжила:
– Однако же на ваших встречах, говорят, происходят настоящие чудеса! После шоу на Дворянской набережной Севастополя одна местная газета даже назвала вас «крымским Копперфилдом»!
– Я не читаю газет, – признался Моня. – Да и по телевизору смотрю только вашу передачу...
– Браво! – картинно зааплодировала Моне ведущая.
– Это правда! – кивнул Моня. – Против Копперфилда я ничего не имею, но он шоумен. А я нет. На Дворянской набережной было не шоу, а обычная проповедь. Просто по ходу обряда очищения там произошло одно небольшое... чудо. Незапланированное. Но я там был ни при чем. Я просто помогаю людям встать на путь истинной веры. А чудеса они творят сами... В детстве ведь все мы летаем во сне. Потому что наши души чисты и невинны. Но с годами на них налипает всякая грязь. Вот в чем проблема. А я как раз и помогаю людям очиститься. И они снова обретают способность летать, как в детстве!
Студия разразилась аплодисментами. Ведущая тоже похлопала.
– Армия ваших поклонников растет день ото дня! В этой связи у меня вопрос: не собираетесь ли вы построить, так сказать, храм истинной веры?
– Храм истинной веры в нас самих! – улыбнулся Моня. – Так что ничего строить не надо. Тем более я ж не архимандрит какой-нибудь парализованный, которого два раза в год выносят под руки на кафедру, чтобы люди убедились, что он еще может пукать...
– Моня! Я вас прошу! – воскликнула ведущая. – Я и так еле пробила ваше приглашение на эфир!
– Прошу прощения! – поклонился Моня. – Я просто хотел сказать, что я буду продолжать свое служение людям, зажигая огоньки истинной веры в их сердцах. А делать это можно в любом месте. Тем более с нынешними ценами не каждый может позволить себе роскошь приехать на служение в Симферополь. Поэтому я запланировал в ближайшее время совершить целую серию поездок по Крыму. Чтоб каждый желающий, вне зависимости от своего материального положения мог прикоснуться к истинной вере...
– Во заливает! – повернулся к Логинову Плотников. – Если б я не знал, что у него завтра на двенадцать ночи запланирован вылет в Ташкент на частном самолете, я бы поверил! Слушай, он же наверняка возьмет с собой мешок контрабандных баксов, чтоб не оголодать в своем Тибете! Таможня-то его не тронет, а вот если стукнуть эсбэушникам, они его обдерут в аэропорту как липку! Может, отчудим на прощанье?
– Нет! – махнул головой Логинов. – Пусть летит себе с богом... Двойника-то он оставляет. Ну и все! А будет утечка, Кащеев может о подмене догадаться!
157
Огромный Монин дом казался абсолютно безлюдным. Несколько часов назад, еще до наступления сумерек, кортеж из четырех джипов с помпой умчался в Евпаторию, где в рамках турне назавтра была запланирована встреча Мони с народом. В джипах уехала практически вся охрана. Сторожить усадьбу осталось всего три человека. Один торчал в будке КПП у ворот, второй засел на крыше дома, третий патрулировал территорию. Их присутствие было абсолютно незаметным.
Большая кнопка лифта в пустынном фойе первого этажа зажглась желтой стрелкой. Трехстворчатая дверь бесшумно распахнулась. Первым из лифта с двумя здоровенными чемоданами вышел Шварц, за ним показался Моня. Шварц был в своей обычной демисезонной адидасовской футболке и джинсах. Моня на Тибет вырядился как недостреленный афроамериканский репер. Его лысину прикрывала стильная уркаганская кепка от Армани, в руках Моня держал черную трость с серебряным набалдашником в виде тонкой собачьей морды, на голое тело была надета блестящая болоньевая куртка с пышным меховым воротником от Дольче энд Габбано. За Моней, хлюпая носом, вынырнула Лиза с батистовым платочком.
– Ой, Монечка! На кого ж ты нас покидаешь... – запричитала было она, но Моня резко повернулся и рявкнул:
– Да не вой ты, как корова! И так, блин, тошно!
Лизка испуганно подалась назад, прижав платочек к распухшему носу. Моня двинулся за Шварцем. По дороге он окинул прощальным взглядом фойе и в приливе ностальгических чувств вдруг сказал:
– Шварц, подожди!
– Чего, Монь?.. – оглянулся дошедший до двери гигант.
– Поставь чемоданы! Присядем на дорожку!
158
– Стру-у- н-ко! Нали-во! До караульного прымищення кроком руш! – донеслось из-за угла.
Берцы гулко затопали по плацу. Дежурный офицер поднялся на крыльцо и нырнул в дверь штаба. Вскоре изнутри донесся его недовольный голос:
– Пэтрэнко, трясця твойий матэри! Ты дэ?
Кащеев переступил через труп Петренко и метнулся к крыльцу.
– Пэтрэнко! – услышал он, нырнув в коридор. – Дэ тэбэ чорты носять?
– Та тут я, чого вы крычыте? – обозвался Кащеев и с ходу заскочил в дежурку.
Здоровяк в майорских погонах без просветов на миг растерялся. Кащеев был одет в форму национального гвардейца. Маска «ночь» и !АКСУ! тоже были уставными. И только нештатный глушитель на автомате портил впечатление.
– Пэтрэнко... – проговорил майор и вдруг попытался выхватить пистолет.
– Стоять! – вскинул «АКСУ» Кащеев.
Майор замер. И перевел взгляд на проем двери за спиной Кащеева. Тот сказал:
– Петренко нескоро придет. Я его за водкой послал... А мы как раз успеем прокатиться.
– Куда... прокатиться? – тупо спросил майор.
– Тут недалеко, – успокоил его Кащеев. – Я просто с пацанами поспорил. Что на танке к кабаку подъеду. На сто штук. Понимаешь?
– Нет... – растерянно проговорил майор.
– Чего тут непонятного? Поможешь, быстро подскочим к кабаку, я свои бабки заберу, загружу тебе на борт пару ящиков конины и все будут живы и здоровы... Ну а не захочешь, я все равно подъеду. Только без тебя. Иначе меня за пацана считать перестанут. Ну так че, майор? Прокатимся?
159
– У-у!.. У-у!.. – проухал где-то на противоположном склоне горы филин.
Логинов, чтобы не замерзнуть, принялся по очереди напрягать мышцы. Он лежал между опор огромной мачты линии электропередач. Она стояла на самой вершине горы, у которой приткнулась Монина усадьба.
С того места, где находился Логинов, усадьба не просматривалась. Она была расположена так хитро, что с горы не просматривалась вообще. Однако Логинов усадьбу наблюдал. Без напряга.
Вчерашней безлунной ночью он забрался на мачту ЛЭП и установил на ней камеру. И теперь Логинов, лежа на земле, принимал изображение с нее на небольшой дисплей. Камера была дорогая, так что Виктор не пропустил бы даже таракана, если бы тот пробежал по подъездной дороге к воротам.
Однако пока что рассматривать в усадьбе и в округе было абсолютно нечего. После отъезда кортежа с Мониным двойником усадьба словно вымерла. Только изредка на территории в кустах мелькал охранник. Да периодически смещался к другому краю крыши второй. На подступах же абсолютно ничего не происходило.
Замерзший Логинов все отчетливее понимал, что изуродовался зря. Он оборудовал укрытие, которое было невозможно обнаружить, даже наступив на него. И рисковал жизнью на верхотуре, у проводов с напряжением в три тысячи вольт.
И все потому, что Логинов решил, будто Кащеев каким-то образом пронюхает об отлете Мони в Тибет. И обязательно придет рассчитаться с оставшимся практически без охраны Моней. Именно в усадьбу, потому что, как и на чем Моня отправится в аэропорт, предугадать было невозможно. Даже Плотников, обладая целой сетью агентов и доверенных лиц, выведать этого не смог. И предположил, что Моня воспользуется каким-нибудь частным вертолетом...
160
– Ну все! Подъем... – вздохнул Моня.
Шварц мгновенно подорвался и легко, словно пушинку, подхватил чемодан, на котором сидел. Моня, опершийся подбородком о трость, уныло покосился на Лизу, сидевшую рядом. Та восприняла его взгляд как карт-бланш и, припав к Мониному боку, завыла во весь голос:
– Ой, Монечка-а!
– Да заткнись ты! – как ужаленный вскочил Моня.
Лизка, внезапно лишившись опоры, кувыркнулась с чемодана на пол, высоко задрав ноги в ажурных чулках.
– Вот же, блин, тетеха! – подал ей руку Моня. – Грузи в машину чемоданы, Шварц! А мы к животине пока заглянем!
Гигант подхватил второй чемодан и выскочил на крыльцо. Когда Лиза с Моней вышли во двор, Шварц уже почти скрылся за углом, направляясь к гаражам.
Моня двинулся за дом, где за райскими кущами располагались фазаньи клетки. Обрадованные птицы закрякали пронзительными голосами. Моня просунул в клетку конец трости, собираясь погладить по хохолку курочку:
– Рябушки