раскрывающейся все шире и шире зловонной пасти. Зубы этого исчадия ада впились в его голову, как в спелый персик: нижние — в подбородок, верхние — в переносицу. Какую-то долю секунды глаза Джека еще видели, а плоть выше шеи испытывала невыносимую боль. И мозг успел до самого донца испить весь ужас древнейшего из человеческих страхов — страха быть заживо сожранным другим существом. Агония плоти была пустяком в сравнении с этой изысканной жутью последних хаотических трепыханий духа.
Глава седьмая
Пока, будто косточки цыпленка, начисто обгладывались останки утащенного глубоко в лес и расчлененного Джека Ремсбекера, Тайлер загонял «мерседес» в гараж, на его обычное место. Часы над верстаком показывали шесть пятьдесят две. Тайлер знал, что Ронни уже проснулась, обнаружила его отсутствие и будет молча дуться, пока он не даст внятное объяснение своему поступку.
Он прошел через просторный двор к дому, повесил обратно в шкаф кожаную куртку, которая так и не сподобилась поучаствовать в стильной смерти а-ля Джеймс Дин, и торопливо зашагал к офису Ронни — в надежде вовремя удалить из ее компьютера свое загадочное прощальное послание.
В кухне он застал шестилетнюю дочь Мередит. Толком не проснувшись, в полукоматозном состоянии она сидела за столом в пижамке и ела кукурузные хлопья с молоком. Вот уж кто в семье не жаворонок!
— Привет, золотце, — сказал Тайлер. — Мама встала?
— Ага, — отозвалась девочка сонным шепотом.
— Уже в своем рабочем кабинете?
— Угу.
По экрану компьютера Ронни плыли те же уточки хранителя экрана, что и раньше. Тайлер коснулся клавиши и обнаружил, что его послание уже пропало. Опоздал. Прочитала. «Черт!» — тихо ругнулся он.
— Привет, — раздалось за его спиной.
Тайлер вздрогнул и резко оглянулся. В дверном проеме стояла его жена — в белом махровом халате, влажные волосы обернуты полотенцем, руки сложены на груди.
Тайлер изобразил приятное удивление.
— Привет.
Ронни казалась спокойной, но Тайлер угадывал тревогу в ее темных, как терн, глазах. Она сняла полотенце с головы и стала вытирать им короткие локоны своих каштановых волос. При этом настороженно-испытующе поглядывая на мужа. Тридцать восемь, а выглядит на десять лет моложе. Дьявольски хороша и женственна. Короткие волосы придают вид наивной девочки. Но Тайлер неспроста имел привычку шутливо рассказывать всем, что в их семье «мужчинистей всех» именно Ронни.
Этим утром Тайлер отчаянно томился по ней — и душой, и телом. Но прекрасно понимал, что сегодня он не заслуживает даже находиться в одной комнате с великолепной утренней Ронни. Их отношения в последнее время зашли в тупик. Ронни мечтала, что мужнино помрачение ума в один прекрасный день закончится, что он станет прежним и их чудесные любовные отношения восстановятся. Оба боялись, что былое счастье потеряно навсегда. Однако ни один не хотел сделать шаг к сближению первым. Умным людям свойственно усложнять даже самые простые вещи.
— Я тоже тебя люблю. Все мы тебя любим, — сказала Ронни, отвечая на его компьютерное послание. Она опустила полотенце и озабоченно прищурилась: — Ну и видок у тебя сегодня! Что происходит?
Их глаза наконец встретились, и Тайлеру стало бесконечно стыдно того, что он планировал сделать несколько часов назад. Дезертировать на тот свет, предательски бросить жену и детей — да за одну мысль об этом человек заслуживает гореть в аду до скончания времен! Не готовый к тяжелому разговору, Тайлер предпочел срочно ретироваться.
— Со мной все в порядке, — сказал он, чмокнул жену в щеку и быстро пошел прочь.
Ронни проводила мужа глазами. Прежде она боялась, что их брак развалится. А теперь вот думай о том, как бы ненароком не овдоветь…
Тайлер вошел в свой офис, куда он совсем недавно, под парами виски, поклялся никогда не возвращаться. Присев за рабочий стол и развернув газетку, зажатую в руке, нашел два заветных слова: «сломанных деревьев». Он любовался этими словами так истово, словно автор заметки в плохонькой местной газете взял и напечатал рецептуру философского камня, который битое тысячелетие искали великие умы мира сего. Так или иначе, заметка с этими двумя словами обещала Розетту Стоуну Тайлеру Гринвуду восстановление попранной репутации и возврат к нормальной жизни.
На ту единственную тему, что его интересовала в последние три года, он прочитал массу всяких туфтовых сообщений. Но в этой заметульке явственно пульсировала правда. И событие произошло буквально по соседству. Правда, его подлинное значение понимал только Тайлер Гринвуд — и больше никто. Он схватил трубку телефона — звонить в редакцию, — но тут же с печальным вздохом положил ее на место: кого там застанешь в субботу утром в начале девятого!
Оставалось только смотреть на заголовок и смирять бурю эмоций в своем сердце.
На его глаза даже слезы навернулись от радости и волнения. «Господи, не дай этому сообщению быть очередным ложным следом!» Тайлер редко просил Бога о чем-либо конкретном, но тут — взяло за горло. «Почему Ты выложил мне на глаза эту вот газету — и в такое мгновение? Неужели это только шутка с Твоей стороны, чтобы продлить мою агонию? Или это Твой ответ на мои прежние мольбы?»
Тайлер опять схватил телефонную трубку. Ждать не было мочи. Он должен как можно скорее узнать, ложный след или нет. Если опять неудача… неужели снова повторится вся мука и снова он помчится по темной дороге навстречу небытию?
Заморосил дождь, и Митч раздраженно посмотрел на наручные часы. Прождав Джека на развилке тропы добрых десять минут, он начал сердиться. Результаты нездорового образа жизни коллеги грозили испортить всю прогулку в горах. Почему Митч должен страдать — ведь это не он курит без меры, не он болтается по ночам черт знает где и черт знает с кем!
«Фу ты, Господи, и как можно так плестись?! В нашем-то возрасте!»
Вот наглядное объяснение, почему Митч на отличном счету и скоро станет партнером в фирме, а Джек тащится в хвосте. Митч себе никаких эксцессов не позволяет, весь сосредоточен на работе и держит себя в отличной физической форме!
Еще через десять минут бесплодного ожидания Митч плюнул в сердцах и пошел к вершине в одиночку. Пусть это будет метафорой всего их негласного соперничества в фирме: Митч и там, и тут будет первым! Митч даже нарочно прибавил шагу — чтобы прийти к вершине с максимальным отрывом.
Джон Бакстер как раз вставил ключ в замок стеклянной двери, когда раздался телефонный звонок. Он быстро открыл дверь и со всей прытью, на которую способен семидесятичетырехлетний тучноватый мужчина, подошел к конторке. Нет и половины восьмого. В такое время обычно звонят, чтобы поместить объявление о пропавшей собаке или кошке.
Будучи издателем «Снохомиш дейли ньюс», Бакстер не терял тайной надежды, что в один прекрасный день раздастся звонок из «Бургер-Кинга» или из сети супермаркетов «Албертсонс», а то и из самого «Макдоналдса»: ребята осознали свою долговременную ошибку и желают отныне помешать целые рекламные развороты в его скромной, но достойной газете. И сейчас он снял трубку не без душевного трепета. Впрочем, тут же самого себя осадил. Грандиозные предложения не поступают в субботу и в половине восьмого. Стало быть, можно гадать только об одном: кошка пропала или собака.
— «Дейли ньюс». Слушаю вас.
— Доброе утро. Мне бы поговорить с кем-нибудь из редакции…
У говорящего была едва заметная южная растяжечка.
— Ну я из редакции, — сказал Джон Бакстер.
— Вы опубликовали заметку о пропаже сотрудника «Вайерхойзер». Знаете, о чем я говорю?
— Конечно.
— Вы ее автор?
