– Господин, пощади!
– Это зависит от тебя. Если солжешь мне, пеняй на себя. Кто ты?
– Я турок из племени беджат.
Турок? Здесь? Судя по его одежде, он сказал правду. Я знал, что раньше турки жили на пространствах между Тигром и персидской границей, и он вполне мог быть из племени беджат. Пустыня и горы Тапеспи были ареной их деяний. Но когда Надир-шах захватил Багдад, он перетащил беджат в Хорасан. Он назвал эту провинцию из-за ее положения и значения «Мечом Персии» и приложил все усилия, чтобы населить ее мужественными, воинственными жителями.
– Беджат? – спросил я. – Ты лжешь.
– Я говорю правду, господин.
– Беджат живут не здесь, а в далеком Хорасане.
– Ты прав, но после того как однажды они вынуждены были покинуть эту область, некоторые вернулись, а их потомки так расплодились, что насчитывают более тысячи воинов. У нас летняя стоянка в районе развалин КизельКараты и на берегах реки Куру-Чай.
Мне приходилось об этом слышать.
– А сейчас вы располагаетесь где-то поблизости?
– Да, господин.
– А сколько у вас палаток?
– У нас нет палаток.
И это мне было известно. Когда племя номадов оставляет лагерь, не забирая с собой палаток, это означает грядущий военный поход или грабительский набег.
Я задал еще вопросы:
– Сколько у вас мужчин на сегодня?
– Двести.
– А женщин?
– Среди нас их нет.
– Где ваш лагерь?
– Недалеко отсюда. Если обойти вон тот край леса, как раз придешь к нам.
– Вы заметили наш костер?
– Да, мы его увидели, и хан послал меня узнать, что за люди там.
– А куда вы направляетесь?
– На юг. Мы идем в область Зинна.
– Это же персидская территория!
– Да. У наших друзей там праздник, и мы приглашены.
Такая ситуация мне тоже уже встречалась. У этих беджат действительно резиденция на берегах Куру- Чая и у развалин Кизель-Караты, то есть вблизи Кифри; но этот город лежит далеко на юго-запад от нашего сегодняшнего лагеря, в то время как Зинна лежит в том же направлении, на треть этого расстояния ближе. Зачем беджат понадобилось делать такой крюк, а не идти прямо из Кифри в Зинну?
– Что вы здесь, на севере, делаете? – спросил я. – Зачем вдвое удлинили свой путь?
– Затем, чтобы не проходить по землям паши Сулеймании, он ведь наш враг.
– Но ведь и это его земля!
– Здесь он никогда не бывает. Он знает, что мы идем, и надеется обнаружить нас на юг от своей резиденции.
Это звучало вполне убедительно, хотя полного доверия к его словам я не испытывал. Я сказал себе, что встреча беджат нам на руку. Под их защитой мы можем добраться беспрепятственно до Зинны, а уж там нам нечего опасаться.
Турок прервал мои мысли вопросом:
– Господин, ты меня отпустишь? Я ведь вам ничего плохого не сделал!
– Ты делал лишь то, что тебе приказывали. Свободен. Он облегченно вздохнул.
– Благодарю тебя, господин. Куда направлены головы твоих лошадей?
– На юг.
– Вы идете с севера?
– Да, мы идем из земель курдов тиджари, бервари и халдани.
– Тогда вы мужественные люди. А к какому племени вы принадлежите?
– Этот мужчина и я – эмиры из Франкистана, а остальные – наши друзья.
– Из Франкистана! Господин, может, пойдем вместе?
– А твой хан подаст мне руку дружбы?
– Конечно. Мы знаем, что франки великие воины. Я могу пойти и известить его о вас?
– Иди и спроси у него, примет ли он нас.
Он поднялся и убежал. Мои спутники выразили свое согласие с моим решением, а особенно Мохаммед Эмин.
– Эфенди, – сказал он, – я много слышал о беджат. Они живут в постоянных стычках с джабурами, обейдами и бени-лам и потому могут быть нам полезными. И, тем не менее, нам лучше не говорить, что мы хаддедины, пусть они остаются в неведении.
– Во всяком случае, нужно сохранять осторожность, ибо мы еще не знаем намерения хана. Подведите коней поближе и приготовьте оружие, надо быть готовыми ко всему!
Беджат советовались очень долго, поскольку, покуда они дали хоть один знак о себе, наш ягненок полностью зажарился и был разрезан. Наконец мы услышали шаги. Уже знакомый нам турок привел с собой троих товарищей.
– Господин, – заявил он, – хан послал меня к тебе. Ты приглашен к нам. Добро пожаловать.
– Так веди нас!
Мы вскочили на лошадей и последовали за ними, держа ружья наизготовку. Проехав край леса, мы так и не заметили никакого лагеря, но вот позади густых зарослей показалась обнесенная изгородью площадка, посреди которой горел большой костер. Надо признать – место было выбрано с умом.
Огонь служил не для обогрева, а для приготовления пищи. Двести темных фигур лежали поодаль в траве, а в некотором отдалении от них сидел и сам хан, который при нашем приближении медленно поднялся. Мы подскакали прямо к нему, и я спрыгнул на землю.
– Мир тебе! – приветствовал я его.
– И я приветствую вас! – Он слегка поклонился нам.
Он говорил по-персидски. Наверное, хотел этим доказать, что он действительно беджат, главное племя которого живет в Хорасане. Перс – француз Востока. Его язык гибок и благозвучен, поэтому-то и принят при дворах многих азиатских правителей. Но льстивая, раболепная сущность характера персов не оказывала на меня заметного действия, прямая честность арабов мне больше импонировала.
Остальные тоже спешились, и десятки рук потянулись с готовностью, чтобы принять наших лошадей.
Но мы не выпускали поводья из рук, ибо не знали, чем кончится эта встреча.
– Отдай им лошадей, они позаботятся о них, – сказал хан. Но мне нужны были гарантии безопасности. Поэтому я спросил по-персидски:
– Ты обещаешь, что ничего не произойдет? Он кивнул и поднял руку.
– Обещаю. Садитесь, и давайте поговорим.
Беджат забрали лошадей, только мой жеребец остался у Халефа, который лучше других знал мои вкусы и настроение. Мы подсели к хану. Пламя ровно освещало всех нас. Хан был мужчина средних лет, воинственной наружности. Но лицо у него было открытым и выразительным, а то расстояние, на котором держались его подчиненные, говорило о почтении и уважении к нему.
– Знаешь ли ты мое имя? – поинтересовался он.
– Нет, – признался я.
– Я – Хайдар Мирлам, племянник знаменитого Хасана Керкуш-бея. Слышал о нем?
– Да. Он жил вблизи деревни Дженка, на почтовой дороге из Багдада в Таук. Он был храбрый воин, но мир любил больше, чем войну, и любой беженец мог найти у него убежище.
