ее в полную зависимость от иглы и шприца. Правда, в последнее время колоть стали меньше, полагая, наверно, что разум ее окончательно помутился.
Однажды Серафина, раскачиваясь на перекладине, краем глаза заметила своего преследователя - он стоял, сунув палец в рот и вертел головой в разные стороны. Но как только холл очистился от больных, он тотчас же прекратил свое идиотское занятие, шагнул к Серафине и шепнул ей на ухо:
- Загляни ночью под лестницу, поговорим, - и тут же ушел, меланхолически насвистывая.
Серафина нисколько не удивилась. Казалось, она только этого и ждала. Весь вечер она металась сама не своя. Что он хочет, этот парень? О чем желает поговорить? Но он не безумец, это ясно. А может, здесь какой-то подвох? Может, не ходить? Но мысль о том, что здесь, в этих страшных стенах, есть еще один нормальный человек, радовала Серафину. Наверно, сильный характер у этого парня, если он умудрился здесь сохранить здравый ум и твердую память.
Ближе к полуночи, когда все вокруг уснули, Серафина осторожно выскользнула из палаты, высунулась в коридор и огляделась. Коридор освещался скудно, и дальние концы его тонули во мраке. На одном конце его находился пост дежурной сестры, которая всегда в это время дремала. Одурманенные снотворным, больные тоже спали тяжелым сном. Оглядываясь, Серафина на цыпочках пробежала коридор из конца в конец и вышла на черную лестницу. Эта лестница не запиралась, потому что в том не было нужды - внизу она заканчивалась тупиком. Дверь, бывшую здесь когда-то, давно замуровали, лестничные пролеты на каждом этаже затянули сетками, и от этого внизу под лестницей образовался темный укромный уголок.
Когда Серафина спустилась до первого этажа, кто-то схватил ее за руку повыше локтя и втащил в узкую нишу под лестницей. Она едва не вскрикнула.
- Кто здесь?
Горячая рука прижалась к ее губам.
- Тише, тише, не кричи.
- Зачем звал? - шепотом спросила Серафина, все еще не в силах избавиться от нервной дрожи.
- Приятно пообщаться с умным человеком в сумасшедшем доме, - парень негромко усмехнулся. - Только не зарывайся, иначе мускулы тебя продадут.
- Сказал бы лучше, как тебя зовут, - Серафина пыталась в полумраке разглядеть лицо собеседника, но видела только ровный, как по линеечке прочерченный, профиль.
- Меня зовут Алик. А тебя знаю - Серафина. Так значит, ты бежать собралась?
- Сия мысль не лишена основания, - сказала Серафина.
-'Оставь надежду, всяк сюда входящий', - трагическим голосом процитировал Алик и добавил: - Не выйдет!
- Почему? - помрачнела Серафина.
- По забору пропущена сигнализация, - Алик вздохнул. Срабатывает за три секунды. Увы!
- Ты здесь давно сидишь? - хмуро спросила Серафина.
- Года полтора уже будет.
- За что?
Алик помолчал некоторое время.
- Да, собственно, по своей же глупости. Однажды мы устроили забастовку возле дома Советов, требовали, чтобы признали наши права.
- Чьи это - ваши? - улыбнулась Серафина.
Алик замялся на секунду. Некоторое время он молчал, что-то обдумывая. Потом, словно бросившись в холодную воду, вызывающе добавил:
- Я гомосексуалист. Голубой.
- Ага, - сказала Серафина. - Не вижу ничего странного. Но зачем было афишировать?
- Это только теперь, сидя в психушке, спрашиваешь, зачем. Если бы знать... - Алик зябко передернул плечами. - Жуткие вещи здесь происходят, поверь моему слову.
И вдруг, словно сорвавшись, он торопливо начал говорить. Видно было, что все это накопилось в душе и давно уже ищет выхода.
- Знала бы ты, что они здесь делают! Волосы дыбом встанут, как увидишь! Людей такими уколами колют, что они по стенкам, как мухи, бегают. Сам видел. А женщин беременных видела? Все они довольно симпатичными были, как сюда попали, и все угодили к санитарам. Видела бы ты, что они с женщинами делают...
Даже в темноте было видно, как побелела от ужаса Серафина. Но Алик, не замечая этого, продолжал:
- Тебя знаешь почему не трогают? Сам доктор Косицкий лично запретил. Я разговор в коридоре слышал. Однажды не досмотрели, и одна в коридоре родила, прямо на полу. Мне до сих пор не забыть - младенец черный весь и какой-то перекрученный - ноги из-под мышек торчат, а руки из задницы, вместо лица - один рот, как жерло пушки. Всех нас по палатам сразу разогнали, убрали все. Тут их много родится, только все сразу куда-то исчезают.
Алик еще долго говорил, а у Серафины шевелились волосы на голове от того, что она слышала. Наконец он выговорился и замолчал, ожидая комментариев. Но Серафина молчала.
- Что же ты молчишь? Что не отвечаешь? - настойчиво спрашивал ее Алик.
- Не могу я сейчас... Ничего не могу... Завтра, - прошептала Серафина.
* * *
Никогда еще так долго не тянулось время для Серафины, как в этой ужасной больнице. Единственной радостью были встречи с Аликом. Днем они, не имея возможности подойти друг к другу, разговаривали взглядами. В коридоре ли, на обеде или просто на прогулке, они неизменно искали глазами друг друга. Раза два в неделю встречались в нише под лестницей, хотя это было очень опасно и в случае разоблачения грозило самыми непредсказуемыми последствиями. Но эти встречи необходимы были им обоим, чтобы сохранить здравый рассудок среди всеобщего безумия.
Каждый месяц тянулся, как год, и прошло немало времени, прежде чем на горизонте забрезжила надежда.
Наступила весна, и с нею 'тихих' больных стали выпускать в больничный садик. Там Серафина своими глазами убедилась, что через забор бежать невозможно. Высотою в четыре метра, опутанный колючей проволокой, он казался неприступным. Но Серафина заметила во дворе сточный колодец. Не спеша проходя мимо Алика на прогулке, многозначительно топнула по нему ногой. Мысль сбежать через канализационные трубы сразу зародилась в ее голове. Она вовсе не была уверена, что все окончится благополучно, но если и был хоть один шанс, она решила его использовать. Алик разделял ее мнение, и они оба твердо знали, что никакие опасности не остановят их на пути к свободе. В один прекрасный день они попытались бы бежать через колодец и, скорее всего, никогда не выбрались бы из узких запутанных подземных коммуникаций, но один случай изменил все.
В больнице когда-то имелся черный ход. Это там, под лестницей, встречались по ночам Алик и Серафина, чтобы поговорить о своих делах.
Этой ночью они тоже сидели в нише и шептались, когда наверху вдруг послышались шаги и приглушенные голоса. Наши друзья замерли от ужаса - шаги приближались, ктото спускался сюда по лестнице. Кто бы это ни был, а если их здесь обнаружат, то обоим несдобровать. Вжавшись в самый дальний угол ниши, они затаили дыхание, моля бога, чтобы их не заметили. Ужас обуял их еще сильнее, когда увидели из своего укрытия доктора Косицкого с двумя ассистентами. На мгновение у обоих мелькнула одна и таже мысль - что их отсутствие в палате обнаружено и доктора явились за ними. Но - нет. Врачи подошли к двери, казалось, замурованной намертво, доктор Косицкий достал из кармана связку ключей и отпер ее. Мельком Серафина и Алик увидели ступеньки, уходящие вниз, на них пахнуло прохладной сыростью, как из подвала, и они услышали, что Косицкий сказал своим ассистентам:
- Так вы еще сомневаетесь, что нам удастся разделить близнецов?
На это один из ассистентов с сомнением ответил:
- Маловероятно... Вряд ли нам удастся поделить на троих все их внутренние органы...
Доктора захлопнули за собой дверь и спустились в подвал. Серафина и Алик тряслись от страха, не в силах вскочить и убежать. Им казалось, что доктора вот-вот вернутся. Но они вернулись лишь через два часа. Все это время наши друзья прислушивались, и им казалось, что они слышат непонятные дикие крики, но не могли разобрать, откуда эти крики доносятся - сверху, из больницы, или из подвала.
