- Шинель наденьте, а если условия содержания вас не устраивают, пишите жалобу.
Антон взял шинель. Коралов стремительно, словно могут его опередить, присел у батареи и стал что-то искать за ней в пыли и мелкой паутине. Верно, он решил, что там у Антона тайник, накрытый шинелью.
У двери нетерпеливо звякнул ключами выводной. Мухин направился к выходу. Отряхивая руки, пошел за ним и Коралов.
- Когда к прокурору-то, младший сержант? - обернулся он в дверях. Антон пожал плечами.
Не дождавшись ответа, Коралов грохнул дверью.
Надевая шинель, Антон почувствовал, насколько сильно он замерз. Надо же было такое выдумать: 'влажность высокая', когда мороз на дворе градусов под двадцать. Еще он вспомнил огромного Коралова, роющегося в пыли, нащупал в кармане книжку Хлебникова и вдруг задохнулся в нервном смехе.
Я не мог узнать того места, на которое вывела меня улица, хоть был здесь всегда. Я не мог узнать самой улицы, оглядываясь в поиске недавних своих следов.
Черные окна гибнущих зданий. Серые тела кариатид, стынущие в бесплодном напряжении. Редкие деревья, ломаным пунктиром хpупких ветвей выводящие ночной пейзаж за грань реального.
Я где-то сбился. Я не тот, кто вышел и не тот, кто должен был прийти. И ждали здесь не меня.
Хоронясь в выстуженных склепах домов, глядят их обитатели мне в спину, опасаясь посмотреть в лицо; отводят взгляд, когда я поднимаю свой навстречу. Я пришел к ним случайно и стал здесь чужим. Не я виноват в этом, но и их вины тут нет - я стал бы чужим всюду, где бы ни появился.
IX
Голоса за стеной стали громче и в них различил Антон интонации Царенко.
- Бучинский, - тихо позвал он часового. - Что там такое?
- Сигареты нашли у сержанта.
- А почему так громко?
- Отдавать не хочет.
'Узнаю Серегу', - подумал Антон.
Сергей Царенко в роте считался классным сержантом. Войска его боялись, да, кстати сказать, опасались и офицеры. Ему прощалось многое и ротным, и старшиной - знали, вернется сторицей. И возвращалось.
Как-то понадобился старшине кирпич. Немного - полтонны. Но срочно. Очень срочно был нужен кирпич старшине и в разговоре он об этом обмолвился младшему сержанту Царенко. Ночью тот поднял два взвода - свой и Антона. Одел в подменку и вывел через дыру в заборе на ближайшую стройку. Той же дырой могли они вернуться, и никто бы в части не узнал о ночном походе.
Возвращались строем через ворота, неся по пять-шесть кирпичей каждый, да еще тележку, со стройки прихваченную, с верхом загрузили.
- С хозработ, - небрежно бросил Царенко в заспанные глаза дежурного по КПП. Но и это было еще не все. На подходе к казарме встретился им ответственный офицер - зам. командира по тылу подполковник Штадт.
- Взвод, смирр-а, - рявкнул Царенко на всю часть, - равнение направо, и два взвода в восторге перешли на строевой, самозабвенно вслушиваясь в множащееся между стенами двух казарм ночное эхо. Тележка невинно поскрипывала плохо смазанными колесами.
Наутро Штадт встретил ротного на КПП.
- Борисыч, - спросил он, улыбаясь солнцезащитными очками и пожимая тому руку, - тебе уже доложили?
- О чем? - ротный почувствовал неладное, но в тоне Штадта не находил он ни опасности, ни угрозы.
- О групповом самоходе твоих подчиненных.
Майор Бобров, командир второй роты, поставил портфель на свежевыметенный асфальт центральной аллеи и попытался разглядеть в зеркальных стеклах очков ласкового визави свое ближайшее будущее. Однако, отражался там лишь невысокий плотный человек с апоплексическим румянцем и плохо скрытой тревогой в глазах.
- Командир знает? - Бобров начал с главного.
- Знает подполковник Штадт, и этого достаточно, товарищ майор.
- Понял, товарищ полковник, - ротный решил толковать услышанное в худшем для себя смысле. - Кто ходил? Кого поймали?
- Никого не поймали. А ходило человек пятьдесят, - тут Штадт сделал паузу, ожидая, покуда майорский румянец приобретет оттенок свежеочищенной свеклы и лишь насладившись сочным темно-красным колером, продолжил.-Принесли кирпич. Килограммов восемьсот-девятьсот, думаю. А то и всю тонну.
- Старшина, бля! - догадался майор Бобров.
- Ну, это уж вы в роте выясняйте... А старшина твой, точно, просил у меня кирпич накануне. Только не дал я ему, - Штадт развел руками, но ласковой улыбки не убрал, - нет у меня кирпича.
- Так может подброшу я тебе килограммов триста?
Почему-то вопрос этот так понравился и без того откровенно резвившемуся Штадту, что он залился по- детски счастливым смехом. Смеялся долго, а отсмеявшись наконец, снял свои очки и сказал Боброву, вытирая слезу: 'Ладно, Борисыч, - пришлю машину к тебе и человечка. После развода. Старшину твоего обижать не будем, оставим ему немножко. А ты дашь команду сгрузить семьсот килограммов кирпичика. Вот так решим.'
Так и решили. И ведь сошло все спокойно, что удивительно. Упустили этот сюжет очаковские стукачи. Не доложили командиру. Прошляпили.
Им невероятно везло, Байкалову и Царенко, в начале сержантской карьеры.
Причина этому, если она существует, должна быть скрыта в моем прошлом, в тех отпечатках с него, что называют воспоминаниями. Я храню их - тусклые оттиски и здесь, быть может, основная моя ошибка. Они - наибольшая часть того груза, что принес я с собой. Они затрудняют мой путь, потому что направление его неверно, но они же требуют от меня движения, потому что сложно было выбрать место худшее, чем то, где я сейчас.
Но если вдруг составится мнение, что прошлое мое противно мне, что рад я буду случаю избавиться от него или о нем забыть, то мнение такое безусловно ошибочно. Только прошлое, и одно оно, составляет смысл моего будущего. Только воспоминания в силах защитить от меня мое настоящее. Или меня от него.
Начальники караулов ушли вместе с дежурным по части, но в узком коридоре гауптвахты еще долго перекатывались голоса заступающей смены. Тут Антон знал всех. Взвод хоть и мухинский, но рота своя. Бучинского менял земляк-курянин по фамилии Валов. Они перекинулись парой слов, и хоть Антон не слышал разговора, но почувствовал, что речь идет о нем, уж больно выразительными были замеченные им взгляды.
- Что обсуждаете, пожарники? - спросил их негромко.
Те заулыбались и подошли к двери камеры.
- Слух прошел, товарищ сержант, - напирая на 'о', сказал Валов.
- Что слыхать?
- Завтра вас везут к прокурору.
- К прокуро-ору, - зачем-то передразнил его Антон и почувствовал как противно стынет желудок. - Точно знаешь? Кто сказал?
- Ступак.
Димка Ступак служил секретуткой при Луженкове. Днем он готовил Семену Петровичу бумажки, а ночевать приходил в часть. Был Ступак треплом редкой силы, и верить ему следовало не чаще, чем раз из десяти.
- Ладно, пожарники, посмотрим на прокурора. Небось не поезда тушить, а?
Бучинский с Валовым довольно засмеялись. Им льстило, что сержант запомнил эпизод, в котором и они успели поучаствовать.
- Вы же не пустили нас тогда.
- Вас пусти, - Антон засмеялся, - весь поезд потушили бы, одни колеса оставили.
Курск был последней и сравнительно недавней его командировкой - месяца не минуло, а кажется - Бог знает, когда все случилось.
