математический.

- Господи, - вздыхает Ирина Михайловна, - просто с ума все мальчишки посходили из-за этой физики! Но ничего, пусть еще попробуют сначала сдать - знаете, какие конкурсы на эти факультеты?

- Они сдадут, - убежденно произносит Маша. - Я их знаю. Ах, если бы они с таким же рвением готовили наш новый номер, как готовятся к экзаменам в университет!

- Не печальтесь, Машенька, мы непременно что-нибудь придумаем, - ласково успокаивает ее Ирина Михайловна. - Постараемся чем-нибудь отвлечь их от физики.

- Ох, едва ли! Вы еще не знаете, что такое физика.

- Я-то не знаю! - смеется Ирина Михайловна. - Да у меня муж доктор физико-математических и сын почти кандидат тех же наук. Мало того - отец готовит новый номер с кибернетическим партнером.

Илья вот уже несколько дней ищет подходящего момента, чтобы с глазу на глаз поговорить с отцом, а когда наконец собирается начать такой разговор, неожиданно приходит дед с каким-то долговязым рыжеволосым парнем.

- Андрей Петрович, Илюша, познакомьтесь, пожалуйста. Это наш цирковой художник Юрий Елецкий.

Парень смущенно протягивает огромную руку и басит, заметно окая:

- Какой там художник - просто маляр. Малюю примитивные цирковые плакаты.

- Ну ладно, Юра, нечего кокетничать, - сердится на него Михаил Богданович. - Вы же знаете, что талантливы, ну и не напрашивайтесь на комплименты.

Елецкий краснеет и все больше теряется перед незнакомыми людьми, которых он считает к тому же знаменитыми физиками.

- Не слушайте вы, пожалуйста, Михаила Богдановича, наговаривает он на меня. Какой я талант? Митро Холло уверяет, что от моей живописи разит нафталином, а сам я - гибрид заурядного средневекового живописца с современным фотографом.

Андрей Петрович удивленно переглядывается с Ильей, ничего не понимая, а Михаил Богданович поясняет:

- К нам ходит творить абстрактную живопись еще один художник - Митрофан Холопов, подписывающий свои шедевры - Митро Холло. А славится этот Холло среди молодых художников не столько мастерством, сколько теоретическим обоснованием абстракционизма в живописи. Я-то лично просто авантюристом его считаю, а вот он, - сердито кивает Михаил Богданович на Елецкого, - робеет перед ним, стесняется почему- то своей реалистической манеры.

- Зачем же робеть? - возражает Юрий. - Робеть мы перед ним не робеем, но в споре он нас сильнее, потому что мы его Репиным, а он нас Эйнштейном.

Андрей Петрович, все еще не понимая, с какой целью привел Михаил Богданович этого парня, ссылается на неотложные дела и уходит в свой кабинет. А заинтригованный Илья с любопытством присматривается к Елецкому.

- А мы вот что давайте сделаем - чаю выпьем, - неожиданно предлагает он. - Или вы что-нибудь более крепкое предпочитаете? - вскидывает он глаза на молодого художника.

- Да нет, зачем же более крепкое, - смущенно басит художник. - Чай - это самое подходящее для меня. Я волжанин, люблю чай.

- Ну так мы тогда это в один миг! Ты займи чем-нибудь гостя, дедушка, а я все сейчас организую.

И он уходит на кухню, а Михаил Богданович продолжает, слегка повысив голос, чтобы его мог слышать Илья.

- Этот Митро Холло в споре с молодыми художниками, отстаивающими реализм, буквально за пояс их затыкает. Их аргументация Репиным да Суриковым и в самом деле выглядит какой-то очень уж старомодной в сравнении с его теориями, оснащенными псевдонаучной терминологией.

- Зачем же псевдо, - снова возражает Елецкий. - Терминология самая настоящая, действительно научная. Я, собственно, зачем и пришел к вам, Илья Андреевич, - обращается он к Илье, вернувшемуся из кухни, - чтобы вы помогли нам разобраться, какое отношение к живописи имеет теория относительности Эйнштейна. Митрофан Холопов в каком-то подвале дискуссию устраивает по этому вопросу. Там будут главным образом те, кто именует себя ультраабстракционистами. От нас же, реалистов, только Антон Мушкин да я. Соотношение примерно два к десяти. Я бы и не пошел, но Антон отчаянный спорщик - ни за что не хочет от этой встречи отказываться. Он ведь не столько художник, сколько искусствовед.

- Я знаю этого паренька, - замечает Михаил Богданович, расставляя на столе чайную посуду. - Очень тщедушный на вид, но чертовски азартный. Лезет в драку, невзирая на численное превосходство противника. Абстракционисты эти к нам в цирк в последнее время повадились. Узрели там какую-то динамическую натуру, позволяющую им манипулировать со временем... Как это они называют, Юра?

- Вводить время внутрь пространственного изображения, уточняет Елецкий, доставая записную книжку. - Разрешите, я вам процитирую, как они это трактуют? Специально записал на всякий случай.

Он торопливо листает страницы и, найдя нужную, читает:

- 'Практика изображения в одной картине двух различных аспектов одного и того же объекта, объединение, например, профиля и полного фаса в портрете, или изображения того, что видит один глаз, смотря прямо, а другой - сбоку, означает введение времени внутрь пространственного изображения'. Видите, как это у них закручено? Антон Мушкин утверждает, правда, будто вся эта премудрость позаимствована Холоповым из статьи английского историка искусств Арнольда Хаузера.

- А Холопов ни за что не хочет признаться, - добавляет Михаил Богданович, - что спекулирует чужими идеями, а Антона Мушкина с его сторонниками прямотаки заплевал. Надо же еще, чтобы фамилия у него была такая - Мушкин. Они его иначе, как Букашкин, и не называют. В общем, Илюша, должен ты им, Юре и Антону, помочь - пойти на эту дискуссию и разоблачить спекуляцию наших доморощенных абстракционистов теорией относительности Эйнштейна.

- Но ведь я не специалист по эстетике, - смущенно пожимает плечами Илья. - Может быть, вы кого- нибудь другого?..

- А им и не нужен специалист по эстетике, - прерывает внука Михаил Богданович. - По этой части Антон Мушкин и сам с ним справится. Но в физике они его сильней. Этот Митро Холло на физико-математическом учился и вот щеголяет теперь сногсшибательной научной терминологией. Дурит людям головы теорией относительности.

Илья хотя и очень сочувствует Юрию и Антону, но не сразу соглашается принять их предложение.

- Следует, пожалуй, раскрыть тебе один секрет, объясняющий особый накал их споров, - продолжает Михаил Богданович неожиданно интимным тоном. - Вы только не обижайтесь на меня за это, Юра. Это я для пользы дела, - обращается он к Елецкому.

Молодой художник краснеет и делает Михаилу Богдановичу какие-то знаки, но старый клоун даже не смотрит на него.

- Главная-то причина тут в Маше, в замечательной нашей гимнастке и милейшей девушке. И дело, конечно, не в том, что именно ее рисуют вторгшиеся к нам абстракционисты 'методом введения времени внутрь пространственного изображения', просто все они влюблены в нее. В том числе и Митрофан Холопов с Юрой Елецким. Более того тебе скажу - серьезнее всех влюблен в нее Юра.

- Ну, что вы, право, Михаил 'Богданович!.. - смущенно улыбается совершенно пунцовый художник.

- Помолчите, Юра! - сердито машет на него Михаил Богданович. - Для того, чтобы выиграть бой в берлоге этого Холло, Илье нужно знать все. Дискуссия эта затеяна ими специально ведь для Маши, а Юрий с Антоном приглашены туда лишь для посрамления. Неужели вы не понимаете этого?

Потом он поворачивается к внуку и спрашивает:

- Ну так как же, Илья, готов ты помочь им одержать победу?

Илья протягивает руку Юрию и произносит всего лишь одно слово:

- Когда?

- Завтра вечером.

- Бросаю все дела и сегодня же начинаю готовиться к этой баталии!

Ирина Михайловна возвращается домой в заметно приподнятом настроении.

- Что это вид у тебя сегодня такой веселый? - удивляется Михаил Богданович.

- А потому, что от клоунов твоих наконец-то избавилась, смеется Ирина. - Буду теперь заниматься с

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×