Олен перекинул одну ногу через бортик, поставил внутрь чаши «фонтана», и в уши ему ворвался многоголосый шум. Рев, визг, бормотание и стоны проникли в голову, заметались там, словно эхо в горной пещере, заставляя рассудок задергаться в испуге, сводя с ума…
Это походило на то, что Олен испытывал во время видений, насланных ледяным мечом. Но там голоса шептали, мягко подсказывали, здесь же они орали и ревели, выли, причитали и чмокали. Кому принадлежали они – оставалось неясным, то ли самой Тьме, бесконечной, вечно голодной, то ли ее Владыкам, таящимся в провалах между мирами, где вроде бы не может быть ничего живого.
Это не имело значения, главное – Олен сумел выдержать их бешеный напор, сохранить ясность рассудка. Сделать еще шаг, поднять руку с Сердцем Пламени и вскинуть ледяной клинок, такой тяжелый, такой неподъемный…
Позади шорох, скрежет когтей по камню – Рыжий вспрыгнул на бортик «фонтана», глаза горят, шерсть словно охвачена пожаром.
– Получи! – выдавил Олен и ударил одновременно мечом и вызванным из кольца огнем.
По крошечной дырочке, через которую сочилась Тьма.
Каждая частичка его тела просто завопила от боли, когда соединилось несоединимое – жар бушующего пламени и холод вечных ледников. Олен почти увидел айсберг с город и стену огня высотой до неба, различил чудовищный, басовитый рокот, пошедший со всех сторон.
Пламя и лед ударили в одну точку, алое и голубое смешались, заставили дрогнуть струйку Тьмы. Олен увидел, как «фонтан» начал рушиться, по чаше и бортикам побежали трещины. Хлынул свет, в тысячи раз ярче солнечного. Почти ослепшие глаза наполнились слезами.
Рыжий вновь замяукал, и Рендалл ощутил, как его подбрасывает. Налетевший вихрь подхватил человека и оцилана, понес их вверх. Мелькнуло что-то, похожее на зеленовато-синий ковер, вышитый белыми блестками, пронесся мимо желтый шарик, раздался громкий треск.
И лишь в этот момент Олен потерял сознание.
Саттия выстрелила еще раз, но стрела отскочила от стены и упала на пол.
– Кто это был? Где он? – Гундихар вертелся на месте, держа наготове «годморгон», а Бенеш прижался к стене.
– Один из наших врагов, – ответила девушка. – А вот куда он пропал – не знаю. Словно растворился…
– Эй… ну… – Маг поднял дрожащую руку. – Что с ним?
Все трое одновременно посмотрели на Арон-Тиса.
Алхимик лежал на полу, и одежда на его груди намокла от крови. Дышал гоблин хрипуче, с трудом, глаза его были закрыты, а руки – сжаты в кулаки, показывая, что их хозяин испытывает сильную боль.
– Эй, что с тобой? – Гундихар опустился на колени. – Ты ранен?
Открылись глаза, когда-то розовые, почти белые, а сейчас – черные, наполненные мукой.
– Нет, – просипел алхимик. – Не совсем… Просто я умираю.
– Хватит глупости болтать! – рявкнула Саттия. – Не таких из пасти Адерга вытаскивали. А ну, Бенеш, осмотри его!
Молодой маг поспешно присел, затрещала разрываемая одежда. Открылась словно намазанная кармином грудь, и в самом ее центре – кровоточащая рана, в глубине которой трепетало сердце.
– Э… ну. – Бенеш побледнел. – Чем это сделано, да?
– Клинком из Тьмы, – ответила Саттия, не забывая прислушиваться к тому, что творится снаружи. – Ты сможешь его вылечить?
– Ну… я, это… могу… постараться, хм…
– Не сможет, – вновь подал голос алхимик. – Ничто и никто не сможет мне помочь, я знаю. Разве что камень мудрецов… но его запасы я потратил в Огненных горах и в Милесе… но я не жалею.
Гундихар зарычал, стиснул здоровенные кулаки.
– Не грустите. – Арон-Тис сделал попытку улыбнуться. – Я и так прожил очень долго… для гоблина, конечно… Узнал столько, что хватит на десять роданов… особенно… да, после встречи с вами… столько осталось непознанного, но все постичь не дано и богу. Нет, я не жалею…
Говорил алхимик медленнее и медленнее, и сердце в ране замедляло ход.
– Надеюсь только, что все было не зря… что… Олен… достигнет… цели… – Арон-Тис улыбнулся, и глаза его остекленели.
Сердце остановилось.
– Нет, не может быть… – пробормотал Гундихар. – Это просто невозможно. Но почему погиб тот, кто знал и умел больше всех нас? Где справедливость?! – последний вопрос гном прокричал, и в углах зашушукалось эхо.
– Ладно орать, – поморщилась Саттия. – Горевать будешь потом. У нас есть задача – больше никого не пустить в храм, чтобы Олен дошел до цели. Ее и будем выполнять, чего бы ни произошло. Ты понял?
– Конечно. – Гундихар стиснул рукоять цепа так, что крепкое дерево затрещало. – Пусть только они сунутся…
Но уцелевшие чернокрылые не спешили внутрь Дома Ничтожества. Снаружи было тихо, лишь иногда доносились приглушенные голоса или шаги. Тоскливо ревел в небесах ветер.
Время тянулось с мучительной неторопливостью. Саттия, Гундихар и Бенеш почти не разговаривали, лишь иногда обменивались ничего не значившими репликами. Сидели около входа в зал и ждали, когда посланцы Харугота попробуют проникнуть в святилище. Но пока этого не происходило.
Начало светлеть, в Дом Ничтожества заползла серая лапа утра, затем видимый через проход кусочек неба стал по-дневному голубым.
– Ну где же он? – прошептала Саттия, чувствуя нарастающее беспокойство. – Или он… не сумел?
Отогнала дурные мысли, принялась бороться с желанием немедленно вскочить и помчаться в глубь храма, на помощь Олену. Гундихар закряхтел, а Бенеш посмотрел на девушку с укором.
Наступил полдень, когда недра Дома Ничтожества дрогнули, откуда-то снизу долетел могучий рокот.
– Что это? – Саттия вскочила на ноги, лишь на мгновение отстали от нее соратники.
– Не знаю… – Гундихар уставился на потолок, по которому побежали трещины. Полетела пыль, шлепнулся на пол обломок каменной плиты, за ним еще один, третий ударил мага по голове.
– Ой! – воскликнул Бенеш. – Это… ну…
– Бежать надо! – Гундихар схватил мешок. – Эта древняя хрень сейчас рухнет!
– А он?! – Саттия указала на тело Арон-Тиса.
– Что может быть лучше такого погребения! – гном отскочил, и рядом с ним разбился на куски камень размером с голову.
Дом Ничтожества качался и трясся, как танцующий исполин. Трещины терзали не только потолок, но и стены, и пол, от каменной пыли было трудно дышать, от громыхания закладывало уши.
– Вперед! – выкрикнула Саттия, первой бросаясь в проход.
Рокот, похожий на рычание грома, догнал их у самого выхода. Девушка выскочила на открытое место, из клубов пыли вылетел кашлявший Бенеш, и за ним – Гундихар, и тут храм начал рушиться. Завалились исполинские стены, разломились колонны толщиной с матерый дуб.
К небесам ударил столб серого дыма, в нем мелькнуло что-то похожее на огромную шаровую молнию, исчезло в облаках. С неба повалили черные хлопья, похожие на пепел, солнечный свет померк.
– Вххот они! – из бушующего хаоса вынырнул рыжий парень в темном торлаке, со шрамом на шее и бешено горевшими глазами. – Всять ихххх…
Ученик Харугота поперхнулся, лицо его побагровело, глаза выпучились. А в следующий момент рыжий здоровяк беззвучно лопнул, превратился в облако таких же самых черных хлопьев. На земле осталось овальное пятно, напоминавшее след от костра.
– Тьма сокрушена! – завопил Бенеш. – Олен победил!
Шагавшие за темным колдуном чернокрылые в ужасе попятились, и тут же их накрыл фрагмент рухнувшего фронтона. Под грудой обломков исчезли вычурные шлемы с крылышками, черные плащи, обнаженные мечи, удивленные лица и выпученные глаза.
– Прочь! А то и нас завалит! – крикнул Гундихар.
