Красотка. Познакомься, Сильвина. — Менолли нерешительно произносила имя женщины, не зная, какую должность она занимает в Цехе арфистов. — Настоящая Красотка, тут уж ничего не скажешь. Вылитая королева драконов, только маленькая. И такая же гордая, сразу видно. А как ты думаешь, — Сильвина с надеждой взглянула на Менолли, — из яиц мастера Робинтона вылупится хоть одна королева?
— Я почти уверена, честное слово, — с жаром воскликнула Менолли. — Вот только очень трудно угадать, какое из яиц — королевское.
— Не сомневаюсь, он будет в восторге независимо от цвета, а уж коли речь зашла о королевах, то знаешь, Т'геллан, — Сильвина повернулась к всаднику, — расскажи-ка, мне скорее, удалось ли Брекки Запечатлеть новорожденную королеву драконов? Мы все так переживаем за нее, с тех пор как погибла ее Вирент!
— Нет, Брекки никого не Запечатлела, — Т'геллан улыбнулся, успокаивая встревожившуюся было Сильвину, — ее файр не позволил.
— Да что ты говоришь?
— Так оно и было. Представляешь, Сильвина, ее бронзовый малыш налетел на новорожденную королеву, кудахча как наседка! Ни за что не подпустил к ней Брекки! Но зато он помог Брекки избавиться от своей напасти, и теперь Ф'нор надеется, что она пойдет на поправку. А все малыш Берд!
— Надо же, — Сильвина задумчиво и даже с некоторым уважением посмотрела на бронзовых. — Значит, в сообразительности им не откажешь…
— Похоже на то, — подхватил Т'геллан. — Ф'нор, например, посылает Гралл, свою маленькую королеву, с посланиями в другие Вейры. Хотя, конечно, — всадник насмешливо ухмыльнулся, — обратно ее порой приходится дожидаться довольно долго… Файры Менолли лучше обучены.
Да ты и сама убедишься. — Т'геллан, который уже направился к выходу, не сдержался и широко зевнул. — Прошу прощения…
— Это я должна попросить прощения, — возразила Сильвина. — Пустилась в расспросы, когда у вас обоих глаза слипаются! Отправляйся домой, Т'геллан, и спасибо тебе, что помог нам с Менолли.
— Счастливо, Менолли, — сказал Т'геллан, — я просто уверен, что спать ты сегодня будешь как убитая, — и, весело подмигнув, вышел. Менолли так и не успела поблагодарить его за помощь.
— Так, сейчас мы быстренько взглянем на твои ноги, — проговорила Сильвина, осторожно снимая с Менолли шлепанцы. — Гм… Да тут все уже почти зажило. Манора знает толк во врачевании, но мы завтра все-таки пригласим мастера Олдайва, пусть тоже посмотрит. А это что такое?
— Это мои вещи. У меня их не много…
— Ну-ка, покараульте, да смотрите не балуйтесь, — сказала Сильвина, опуская узелок на стол между Крепышом и Нырком. — А теперь, Менолли, снимай юбку и укладывайся. Выспаться хорошенько — вот что тебе нужно в первую очередь. А то у тебя глаза не глядят.
— Нет, мне хорошо, правда-правда!
— Еще бы, ты ведь теперь у нас. Т'геллан сказал, что ты жила в пещере — подумать только! А в это время все арфисты Перна разыскивали тебя по холдам и цехам! — Сильвина ловко распустила шнуровку юбки. — В этом весь старик Петирон — забыл упомянуть самое главное, что ты — девочка!
— Не думаю, чтобы он забыл, — проговорила Менолли, вспоминая мать с отцом и то, как они во что бы то не стало хотели отлучить ее от музыки. — Он ведь сам сказал мне, что девочки не могут быть арфистами. Сильвина пристально взглянула на нее.
— Может быть, раньше, при другом Главном арфисте, так оно и было. Но Петирон слишком хорошо знал своего сына, чтобы…
— Что? Петирон — отец мастера Робинтона?
— Неужели он никогда не говорил об этом? — Сильвина помолчала, укутывая Менолли меховым покрывалом. — Старый упрямец! Решил уйти в тень после того, как его сына избрали Главным арфистом… а потом и вовсе перебрался куда-то на край света… извини, Менолли.
— Но Полукруглый — это действительно край света.
— Значит, не совсем: ведь Петирон отыскал там тебя и позаботился о том, чтобы переправить к нам, в Цех арфистов. Давай-ка отложим разговоры до утра, — добавила она, притушив светильники. — Ставни я оставлю открытыми, а ты спи, сколько душе угодно, слышишь?
Менолли что-то пробормотала в ответ, но глаза у нее закрывались, несмотря на то, что из вежливости она изо всех сил старалась — не заснуть, пока Сильвина не уйдет. Наконец, дверь тихонько закрылась, и Менолли с облегчением вздохнула, Красотка сразу же свернулась клубочком рядом с ее ухом. Девочка почувствовала, как остальные файры тихонько возятся, устраиваясь вокруг нее. Теперь можно заснуть… вот только ноги гудят, да болят забинтованные пальцы.
Ей было тепло и удобно, тюфяк мягкий и толстый, ни одна травинка не колется, но сон почему-то все не шел. Девочка лежала, не в силах пошевелиться, в голове нескончаемым хороводом проносились невероятные события минувшего дня, а тело было словно чужое — оно отказывалось повиноваться и существовало как бы само по себе.
В комнате терпко пахло шкуркой Красотки, душистыми травами, которыми был набит тюфяк. Из окна доносился влажный аромат земли, принесенный ночным ветерком, иногда к нему примешивался горьковатый запах дыма. Весна еще не вошла в полную силу, поэтому по вечерам по-прежнему топили.
Странно не чувствовать запах моря… Ведь все пятнадцать Оборотов ее жизни, кроме самых последних дней, запахи рыбы и морской соли были ее постоянными спутниками. Какое счастье, что с морем и рыбой покончено навсегда. Больше никогда ей не придется потрошить голованов, рискуя снова располосовать себе руку! И пусть пока она не может пользоваться поврежденной кистью так, как ей хотелось бы, это дело поправимое. Теперь, когда, несмотря на все препятствия, она все же добралась до Цеха арфистов, для нее больше нет ничего невозможного. Она снова будет играть на гитаре и на арфе. Манора уверяла ее, что со временем пальцы обретут прежнюю подвижность. А ноги заживут уже совсем скоро. Теперь смешно вспомнить, как она безрассудно пыталась обогнать передний край Нитей. Но это состязание не только спасло ее от ожогов — оно привело ее в Вейр Бенден, к Главному арфисту Перна и к началу совершенно новой жизни.
Надо же, оказывается ее дорогой друг Петирон — отец мастера Робинтона! Она всегда знала, что старый арфист — замечательный музыкант, но ей никогда не приходил в голову вопрос: почему его заслали в Полукруглый, где только она одна могла оценить его талант? Если бы только Янус позволил ей сыграть на гитаре в тот день, когда в холд прибыл арфист… но ее родные так боялись, что она опозорит Полукруглый. Нет, этого не случилось и никогда не случится! Когда-нибудь отец с матерью убедятся, что она, Менолли, вовсе не позор для родного холда.
Так Менолли уносилась все дальше на крыльях мечты, пока мысли ее не прервал посторонний шум. В ночной тишине отчетливо раздались мужские голоса и смех. Это голоса арфистов — тенор, бас и баритон — оживленно беседуя, они, казалось, кого-то уговаривали. А вот и еще один голос, постарше, — дрожащий и брюзгливый. Менолли он сразу не понравился. Вот бархатистый баритон заглушил ворчливый тенор, мягко его увещевая. Потом, успокаивая расшумевшихся арфистов, раздался сильный баритон мастера Робинтона. Слов Менолли не могла разобрать, но звук его голоса убаюкал ее, и она уснула.
Глава 2
Расскажи мне, арфист, про дорогу,
Что, блестя, как серый агат,
Вьется змейкой меж полей…
Кто шагает вдаль по ней,
Уходя в золотой закат?
Менолли проснулась, как от толчка, повинуясь какому-то внутреннему зову, который не имел никакого
