- Нет, Татьяна обязательно зайдет, - сказал Михаил.- Татьяна у нас простая.
- Была простая, а теперь еще надо поглядеть какая,- стояла на своем Варвара. - Столько дома не была.
- Ей дальше всех ехать, оттуда сильно-то не набываешься.
- А кто велел ей туда забираться? Уж если ей обязательно военный был нужон, они везде теперь есть, могла бы поближе где подыскать. А то, как сирота казанская, без огляду улетела.
Люся бессильно покачала головой.
- С нашей Варварой лучше не спорить. Она всегда права.
- Не любите, когда правду-то говорят.
- Вот видите. - Люся поднялась из-за стола, поблагодарила: - Спасибо, Надя. С таким удовольствием поела рыжиков.
- Да вы их мало совсем и брали. Не за что и спасибо говорить.
- Нет, для меня немало. Мой желудок уже отвык от такой пищи, поэтому я боюсь его сразу перегружать.
- От рыжиков поносу не будет, - примирительно сказала Варвара. - Они для брюха невредные. Я по себе это знаю, и ребятишки у меня никогда от рыжиков не бегали. - Она не поняла, почему Люся, охнув, ушла, и спросила у братьев: - Че это она?
- Кто ее знает.
- Прямо ниче и сказать нельзя.
- А ты с ней по-городскому разговаривай, по-интеллигентному, а не так, посмеиваясь, посоветовал Илья.
- Я-то по-городскому не умею, во всю жисть только раз там и была, а она-то, поди, из деревни вышла, могла бы со мной и по-деревенски поразговаривать.
- Она, может, разучилась.
- Она разучилась, я не научилась - че ж нам теперь - и слова не сказать?
После завтрака Михаил и Илья сели на крыльцо курить. День разгуливался, небо вместе с туманом отодвигалось все выше и выше, в синих, обрывающихся в даль разводьях для него уже не хватало человеческого взгляда, который пугался этой красивой бездонности и искал что поближе, на чем можно остановиться и передохнуть. Лес, приласканный солнцем, засветился зеленью, раздвинулся шире на три стороны от деревни, оставив четвертую для реки. Во дворе перед глазами мужиков без всякой надобности, просто так, по своей охоте кудахтали и били крыльями курицы, чирикали молодки, от тепла и удовольствия повизгивал привалившийся к огородному пряслу боров.
Вышла Нинка, со сна ее ослепило солнцем; она прикрыла глаза ладошками, сморщилась, потом, когда глаза привыкли, шмыгнула за поленницу и села. К ней пристала курица, норовя зайти сзади. Нинка закышкала на курицу, завертелась и нечаянно выехала голой попой из-за поленницы. Михаил крикнул:
- Нинка, я тебя, как кошку, носом буду тыкать, так и знай. Сколько раз говорить тебе, чтоб подальше ходила!
Нинка спряталась, обиженно отговорилась:
- Курицы склюют.
- Я тебе покажу - курицы.
Деревня после утренней уборки унялась: кому надо было на работу - ушел, хозяйки, управившись со скотиной, справляли теперь по дому дела негромкие и неслышные, а ребятишки еще не успели высыпать на улицу - было спокойно, ровно, с редкими, привычными звуками: животина ли прокричит, или скрипнет калитка, или где-то сорвется как бы ненароком человеческий голос - все не для слыху и не для отклика, а для того лишь, чтобы кругом при живых не казалось пусто и мертво. Этот выдавшийся от часу между утром и обедом покой смирял и шумы и движения, ладил с ясным, светящимся теплом, падающим с открытого неба, тихо и невидно возносил деревню, отогревая ее после ночи.
- Видать, невредная у нас все же мать была, - сказал Михаил, тронутый ласковой, манящей тишиной. - И день для нее вон какой выдался. Не каждому такой дают.
- Погода установилась, ага, - отозвался Илья.
- Нам, однако, надо вот что сделать. Пока в магазине белая есть, надо, однако, взять. А то, если завтра деньги привезут, ее всю порастащат. Потом бегай.
- Водку, что ли?
- Но. Белую. А эту, красную, я не уважаю. Она для меня что есть, что нету. С нее, с холеры, утром голова не дай бог болит. - При воспоминании о похмелье Михаила передернуло.- Как чумной весь день ходишь.
- Все равно для женщин взять придется.
- Немножко возьмем, и хватит. Куда ее много? Теперь женщины тоже не сильно-то ее пьют. Все больше нашу.
- Кругом равноправия требуют?
- Но.
Они хитро и понимающе улыбнулись, но заводить веселый у мужиков разговор о равноправии сейчас было не время, и они оставили его. Илья спросил:
- Сколько водки будем брать?
- Так не знаю, - пожал плечами Михаил. - Ящик, однако, надо. Меньше и делать нечего. Полдеревни придет. Позориться тоже неохота, у нас мать будто не скупая была.
- Ящик возьмем, ага.
- У тебя с собой какие-нибудь деньги есть?
- Пятьдесят рублей есть.
- Да я сейчас у Нади возьму. Хватит нам.
- У сестер брать будем?
- У Варвары и брать нечего. У Люси можно спросить, у нее, наверно, денег много. Пускай дает. Тоже родная дочь, не приемная - как ее будешь отделять? Еще обидится.
- Сейчас сразу пойдем?
- А чего тянуть? Я вот Надю найду, и пойдем. Нет, взять надо, а то ее завтра, если получку привезут, как пить дать не будет. Я знаю, у нас тут это так. Чуть рот разинул - и все, переходи на воду. В другое время, оно, конечно, и перетерпеть можно, а раз уж у нас такое дело, позору не оберешься. Нет, мать надо проводить как следует, на мать нам пожаловаться нельзя. - Михаил первый поднялся, не прерываясь раскинул: - Давай так: я к своей пойду, у нас там тоже должно немножко остаться, а ты давай к сестре, а то мне, вроде как хозяину, неловко у нее спрашивать. И туда. Это мы правильно догадались. Взять надо, взять, теперь уж дожидаться нечего.
Скоро они ушли, возбужденные тем, что идут за выпивкой и возьмут ее много, столько, что одному и не унести. Магазин находился недалеко, народу в нем перед получкой никого не было, и они не задержались там, позвякивая бутылками, притащили ящик и поставили его в кладовке.
- Ну вот, - сказал Михаил. - Когда она на месте, оно спокойней. Пускай стоит, ей тут ни холеры не будет. А эту, портвейную, в любой момент можно взять, на нее сильно-то охотников нету.
В избе вдруг заголосила Нинка, и Михаил открыл дверь, хотел прикрикнуть на дочь, но увидал, что ее уже взяли в оборот все три женщины, и прислушался.
- Она сама-а,- тянула Нинка.
- Что сама? Что? - тормошила девчонку Люся.
- Это не я-а. Она сама-а...
- Да что она сама? Ты скажи. Ты говорить умеешь?
- Она сама глазы открыла и сама меня увидала...
- Ну и что?
- Сама ее увидала, - передразнила Нинку Надя. - А почему я тебя увидала, что ты к ней в чемодан лезешь? Тебя кто туда просил? Чего ты там забыла?
- Она сама мне показала! - выкрикнула Нинка. - Ты не видала и не говори.
- Я вот тебе поразговариваю так с матерью. Ишь, за моду взяла. У кого только и научилась.
- Подожди, Надя, - остановила ее Люся и опять наклонилась к Нинке. - Куда она тебе показала?
