которых должны стоять уже давно... Я галопом скачу в лабораторию, вытаскиваю из корзины папку с чистыми листами бумаги и мчусь к своей машине. В этот момент появляется Пинюш, неся великолепный сандвич, который откопал неизвестно где. - Ты куда? - В больницу... Что делают господа ученые? - Спят. - Отлично... Это наилучшее времяпровождение. Жди меня здесь и никого не выпускай. Новая гонка на полной скорости до больницы Эврё, где мою манеру резко тормозить уже начинают узнавать. Выходит разъяренная медсестра. - Эй вы,- орет она,- вы что, не соображаете, что больные спят?! - Не кричите так, мадам!- умоляю я.- У меня лопнет барабанная перепонка, а вы пукнете от натуги! Шутка до нее не доходит. - Наглец! Я вбегаю внутрь. - Вы куда?- вопит она. - Собирать клубнику, я как раз притащил с собой лестницу. Вы знаете, как у меня великолепно развито чувство ориентировки. Палату Мартин я нахожу очень легко. Мне навстречу встает медсестра с невзрачным лицом, но с довольно аппетитной фигуркой. - Месье?- спрашивает она. - Как наша больная? - Но... - Полиция! - А! Ну, я думаю, она вне опасности... - Я тоже так думаю,- говорю я и подхожу к постели, на которой с закрытыми глазами лежит Мартин. Я срываю с нее одеяло и швыряю его на пол. - Что вы делаете?- кричит медсестра. Мартин открывает глаза и, кажется, узнает меня. - О, это ты, милый...- едва слышно шепчет она. Я наклоняюсь к ней, поднимаю, как куль с грязным бельем, и бросаю на пол. Начинается невообразимый гвалт. Медсестра зовет на помощь, Мартин издает пронзительные крики.. Короче, большой шухер! Я поднимаю ее подушку, потом матрас и под ним нахожу то, что и рассчитывал найти: футляр для почтового голубя... Я его открываю. В нем очень маленький рулончик серебряной бумаги. Ощупываю его: внутри мягко... Я знаю, что это такое. Лежащая на коврике перед кроватью Мартин выглядит куда менее больной и красивой, чем пять минут назад. Ее глаза добры, как у льва, чей хвост попал в кофейную мельницу. Медсестра, выбежавшая из палаты, возвращается в сопровождении двух крепких санитаров. Поскольку переносчики человеческого мяса собираются наброситься на меня, я показываю им мою пушку. - Стоять! Я полицейский и арестовываю эту девицу. Ведите себя спокойно, ребята. Мы с ними сразу договариваемся, тем более что поведение Мартин очень красноречиво. Я галантно помогаю ей подняться. Она садится на кровать. - А теперь, моя красавица, - говорю я, - начинай колоться... Я все понял! Я вынимаю из платка пузырек, найденный под ее окном. - Ты слишком поспешила... Если бы ты бросила его в кусты, а не в траву, я бы ничего не нашел... Она смотрит на меня с интересом, несмотря на явную ярость. - Это старое, очень сильное рвотное средство,- продолжаю я.- Ты проглотила его сама... Смотри, на горлышке еще осталась твоя губная помада. Это и открыло мне глаза... Ты была единственной женщиной в доме, так что я не мог ошибиться! Она неприятно улыбается. - Хм! Какой умный полицейский- Ну и что это доказывает? Я влепляю ей пощечину. Мне уже давно этого хотелось, а такие желания сдерживать вредно... - Не упрямься, девочка...- И ваш гениальный Сан-Антонио продолжает свой рассказ:- Когда ты увидела, что дом занят полицией, то поняла, что они прочешут его снизу доверху... Тогда ты решила спрятать свой микрофильм, так? Я подбрасываю на ладони рулончик серебряной бумаги. - Это ведь микропленка... У тебя есть миниатюрный фотоаппарат... Какая-то замаскированная штуковина, которую я обязательно найду, потому что теперь знаю, что искать... Может, он спрятан в брошке, может... Она поднимает руку. - Это всего-навсего часы, месье легаш... - Отлично, малышка, это избавит меня от поисков. Итак, ты сфотографировала работы профессора и хотела вывезти пленку. Но, покидая поместье обычным путем, ты привлекла бы внимание господ легавых, так? Тогда ты изобразила отравленную, и легавые сами вывезли тебя... Они даже не подумали обыскать тебя, моя красавица, потому что ты выглядела несчастной жертвойОна снова улыбается. - Совершенно верно... - Видишь ли,- говорю,- когда я обнаружил в потолке линзу... Она вздрагивает. - Ну да, я ее нашел! И с этого момента строил тысячу предположений, но в каждом что-то меня не устраивало. Для того чтобы фотографировать работы старика, говорил я себе, надо постоянно находиться у окошка, а никто в доме, даже ты, не мог забаррикадироваться в сортире на целый день! Я понял все только сегодня вечером. У нее вздрагивают веки. -Да, моя прекрасная возлюбленная, я понял это сегодня...- И я перехожу к моей главной находке.- Тибо-ден помешан на секретности, о чем сто раз сам говорил мне... Одержимый осторожностью... Он так боялся, что его изобретение сопрут, что не только прятал свои бумаги в потайной сейф, но и делал все записи симпатическими чернилами! Эту работу он делал по вечерам, когда все спали; по крайней мере, Тибоден думал, что все спят. Но ты, жившая в этом доме и следившая за каждым его шагом, занимала позицию у дырки в полу и фотографировала заметки, которые он раскладывал на столе, чтобы переписать их. Ты могла не торопиться, дорогая. Она вздыхает. - Я не думала, что вы такой сильный, комиссар. - Ты с самого первого дня знала, кто я, потому что подсматривала в дырку за тем, как Тибоден и я обходили лабораторию, верно? - Да. - Трюк с голубями был великолепен... Ты без труда обнаружила подмену. Ночью мы совершили серьезную ошибку, не заметив разницы в цвете лапок. Ты увидела в этом возможность подтолкнуть нас к крайним действиям... Я сажусь на кровать. - Скажи, ты догадывалась, что мы решим ликвидировать профессора? - Естественно... - Действуя так, ты не дала ему закончить его работы... Она едва заметно улыбается. Я встряхиваю ее. - Он их уже закончил? - Да,- отвечает она.- Неделю назад... - Однако... Ее странная улыбка становится шире. - Он вел переговоры о продаже своего изобретения одной иностранной державе... - Врешь! - ору я. - Нет. Вы знаете, что оба его сына погибли во время войны... Но вам неизвестно, что они погибли при американской бомбардировке... Из-за этого профессор питал глубокую ненависть к американцам. С годами это стало у него навязчивой идеей. Он знал, что в силу существующих союзов Франция передаст свое изобретение США. Он этого не хотел и предпочитал отдать его другим... Проблема вдруг меняет аспект. - Ты хочешь сказать, что работаешь на Запад? Она улыбается. -Я работаю на организацию, которая продает свои услуги тем, кто больше заплатит. - А!.. Понятно... Ее откровение о предательстве профессора меня оглушило. - Ты уверена в том, что сказала о Тибодене? Что он хотел продать свое изобретение русским? - Да. Я подслушала его телефонный разговор с советским посольством... Он позвонил им в день вашего приезда и попросил отменить какую-то встречу... Какое-то время я сижу, ни о чем не думая... Вы знаете, после периодов нервного напряжения бывают такие моменты пустоты. - Ладно, одевайся! Поедем в Париж. - Что вы со мной сделаете? - Не знаю. Решать будут мои начальники...
Эпилог Утром следующего дня я захожу в кабинет Старика. Он довольно улыбается. - Мой дорогой Сан-Антонио, браво! Успех по всему фронту. - Спасибо, патрон- А что будет с девушкой?- спрашиваю я. - Я ее допросил. Она работает на одну организацию, штаб-квартира которой находится в Берне... Поскольку я не хочу устраивать вокруг дела Тибодена шумиху, то отпущу ее на все четыре стороны. - А с профессором? Старик поглаживает свою загоревшую под лучами лампы черепушку. - Мне только что позвонил из Эврё наш токсиколог. Не осталось никакой надежды.. - Да,- соглашаюсь я,- так будет лучше... Я встаю и долго жму его аристократическую руку, которую он мне протягивает через стол. - Еще раз браво, Сан-Антонио.. Я выхожу, переполненный гордостью. И угадайте, кого я встречаю на лестнице? Малышку Мартин, которую только что выпустили. Она улыбается мне, я ей - Куда теперь?- спрашиваю я.- Домой, в Швейцарию?- Я подхожу к ней с игривой улыбкой.- Может быть, пообедаем вместе? А потом можно сходить в одну уютную квартирку, где есть очень поучительные японские эстампы... Она смеется. - Вы никогда не изменитесь! - Очень надеюсь, что нет... Мы выходим из конторы и уже садимся в мою машину, когда я слышу, что меня зовут. Поднимаю голову и вижу Берю, красного и небритого, высунувшегося из окна третьего этажа. - Ты уходишь?- спрашивает он. - Да. А что? Толстяк вытирает лоб черной тряпкой, которая когда-то была платком в клеточку. - Я насчет нашего клиента,- говорит он - Какого клиента? - Доктора Минивье... У меня отнимаются ноги. Господи, я ж про него забыл! -Я со вчерашнего дня бью ему морду,- сообщает Толстяк,- а он не колется. Мне продолжать массаж?
