уже собираюсь возвращаться, но тут говорю себе, что можно сходить взглянуть на голубей. Иду к полуразвалившемуся сараю. При моем приближении слышится воркование. Я подхожу к клетке и направляю внутрь луч моего фонаря. И вздрагиваю, ребята. В клетке сидит всего один голубь! Вот это сюрприз! Парень приходил днем... Он отправил сообщение... Я был тут, а этот мерзавец вел себя так, будто Сан-Антонио вообще не существует. Хоть я и знаю, что сообщение придет в нашу Службу, а все равно злюсь, что дал себя провести. К счастью, я принял свои меры предосторожности. Дождь начинает лить как из ведра, и в дом я возвращаюсь совершенно мокрым.
Глава 7
Придя в свою комнатушку, я раздеваюсь, чтобы вытереться, потом надеваю красивую пижаму и снова отправляюсь в поход. Подойдя к комнате Мартин, я начинаю скрестись в дверь, чтобы разбудить ее. Скоро под дверью появляется полоска света. Узнав мою манеру стучать, она открывает, не спрашивая, кто пришел. - В такое время!- восклицает она. Я ее обнимаю. - Представь себе, нежная моя, что я увидел тебя во сне... Мне захотелось соединить сон с реальностью... Слишком часто действительность разочаровывает после сна, но в этот раз она просто бесподобна... Такая речь смягчила бы даже бронзовую статую. Она идет прямо в сердце Мартин и, преодолев этот этап, направляется в другие, столь же чувствительные части ее тела. Мы чудно проводим время. Организуется большая партия 'Папа, мама, бонна и я' с холодными закусками, музыкальным парадом и хоровыми песнями в исполнении школьников. Я исполняю ей 'Похищение Прозерпины', 'Фантастическую скачку', 'Злую фею', 'Туда-обратно' и 'Не раскрывая кошелек' - произведеньице моего сочинения. Она сходит от этого с ума, кричит 'бис!', и я повторяю до тех пор, пока не утоляю ее жажду. Затем я пользуюсь ее состоянием полузабытья, чтобы задать несколько вопросов. Как вы знаете, я никогда не забываю о деле. - Скажи, милая, после обеда ты пила кофе с ассистентами, верно? - Да, мой любимый дурашка! 'Любимый дурашка'! Надеюсь, она больше не повторит это, иначе попробует мой кулак. - Ты не помнишь, кто-нибудь выходил в это время? Она поднимает брови. - Почему ты об этом спрашиваешь? Чтобы пресечь ее сомнения и дать себе время на раздумья, я говорю: - Я объясню тебе после... Она размышляет. - Ну, кажется, старик ушел раньше всех, да? Это меня раздражает... - Да, я помню. А кроме него? - Планшони ходил в свою комнату за сигарами. - Он быстро вернулся... Кто-нибудь еще выходил? Она безуспешно роется в памяти. - Кажется, больше никто. Я тоже перебираю воспоминания и тоже ничего не могу вспомнить... Значит, он выпустил голубя не во время обеда... Может быть, утром? Да, пожалуй... - Почему ты об этом спрашиваешь, дорогой? - Просто так... - Противный! Ты обещал рассказать! Нет, каково! Эта раскладушка теперь начала изображать из себя тирана! Я спрыгиваю с кровати. - Спи, мое сокровище, и до завтра... На следующее утро, в семь часов, ночной сторож начинает барабанить в мою дверь. - К телефону,- кричит он.- Вас вызывает Париж. Он мне сообщает, что в поместье есть два телефона: один в кабинете профессора, другой на складе. Именно ко второму я и направляюсь. Я с сильно бьющимся сердцем беру трубку. Несомненно, звонит Старик. И опять-таки несомненно, у него есть для меня новости. - Алло? - Это вы, Сан-А? - Да. - Приезжайте немедленно! - Что слу... - Нет времени!- рявкает он.- Возвращайтесь! И кладет трубку. Это первый раз, когда он разговаривает со мной таким тоном. Что это значит? Я стою с трубкой в руке, совершенно обалдевший. Почему он заткнул мне рот? Боялся, что я скажу что-то лишнее? Да, наверняка именно из-за этого... Я поднимаюсь заняться туалетом, одеваюсь и иду стучать в дверь профессора Тибодена. Он уже готов. В его галстук воткнута золотая булавка- Можно подумать, он собирается нанести визит римскому папе. Но нет, он надевает белый халат. - Я слышал телефон,-говорит он мне.- Звонили вам? - Да, профессор. Это был мой шеф. Он хочет, чтобы я вернулся сегодня утром... - О! Есть новости? - Не знаю... - А вы, со своей стороны, что-нибудь узнали? Я не решаюсь говорить о голубях. Зачем его снова огорчать этой фантастической историей? - Э-э... Ничего особенного, господин профессор. Я только приехал... - И уже уезжаете!- вздыхает он. - Вне всяких сомнений, это поездка туда-обратно... Я буду вам признателен, если за завтраком вы при остальных поручите мне сделать в Париже важные покупки, чтобы объяснить мой отъезд. - Отлично... Все происходит согласно предусмотренному плану. Два часа спустя я являюсь в Службу и спрашиваю Старика, но мне отвечают, что он на совещании у министра внутренних дел, а мне велел передать, чтобы я его подождал. Значит, мне придется убивать время в своем кабинете. Я рад встретить там Берюрье. Толстяк лопает огромную порцию солянки, одновременно читая 'Ле Паризьен'. - Привет,- говорит он мне.- Ты где пропадал? - Отдыхал в провинции. Я с ужасом показываю на его солянку. - Что это за куча дерьма? - Мой завтрак... Я заказал ее в бистро за углом. Там готовят самую лучшую солянку во всем районе. - Ты что, не можешь есть это дома или в туалете? Это же неприлично! Он пожимает плечами и яростно подцепляет вилкой большую порцию, которую собирается донести до рта. Франкфуртская сосиска делает ноги и сваливается ему на ширинку. Он хватает ее двумя пальцами и заглатывает одним махом, чем доказывает мне, что она осталась совершенно съедобной. Я смотрю на него, смущенный и втайне восхищенный такой прожорливостью. - Ты уверен, что у тебя нет солитера, Берю?- спрашиваю я наконец. Он благовоспитанно рыгает в сложенную зонтиком ладонь. - Ну и что?- спрашивает он.- Жить-то всем надо... Что с того, если у меня в брюхе сидит солитер? Мои доходы позволяют мне его прокормить! После такого убийственного аргумента мне остается только отступить, что я делаю в темпе, потому что мне сообщают о возвращении Старика. Он сидит за рабочим столом. Его руки с кожей, как у ящерицы, положены, словно драгоценные предметы, на кожаную папку. - Ну слава богу! - вздыхает он, увидев меня. Я закрываю дверь и направляюсь к креслу для посетителей. - У вас есть новости, патрон? - Еще какие! Он берет футляр для лапки голубя, как две капли воды похожий на первый, и достает из него сообщение, написанное на такой же, как в прошлый раз, кальке. - Без комментариев, - говорит он, протягивая мне текст. Я читаю, и по мере чтения моя рука начинает дрожать. Первый голубь перехвачен. Послал вам формулу по запасному каналу. Просьба не входить со мной в контакт до нового сообщения, в поместье агент Секретной службы. Тибоден. Бумагу Старику возвращает совершенно бледный человек. - Вы были правы, что подозревали Тибодена,- шепчет Старик. - Это лишний раз доказывает, что полностью достойных доверия людей не существует... Профессор предатель, пусть так... Я склоняюсь перед очевидностью. Но я не понимаю, как этот человек, посвятивший свою жизнь и карьеру Франции, мог перейти на другую сторону... Какие высокопарные слова он подбирает! - Вы недолго будете мучиться этим вопросом, шеф. Надо заставить этого подонка расколоться... Старик качает головой со смущенным видом, совершенно для него не характерным. У него в голове явно есть какая-то идея... - Нет, Сан-Антонио, он ничего не скажет... - Я сам его расколю! Ах, я должен был догадаться... Он один выходил вчера во время обеда... Старик меня даже не слушает. Он прилежно хрустит суставами. - Устанавливается густая, как детская молочная смесь, тишина. Я предчувствую гадости на ближайшее время и ерзаю в кресле... - Сан-Антонио, я только что от господина министра... Как босс официален... Господин министр! Ни больше ни меньше. Это тем более смешно, что в Службе этого министра все зовут Балда... - Правда? - Да. - Дело приказано замять во что бы то ни стало. Скандал такого размера стал бы катастрофой для престижа нашей страны! Я не могу не засмеяться: - Престиж нашей страны! Да разве он у нее, бедняжки, есть? - Что вы говорите, Сан-Антонио! - Правду! Если бы вы ездили за границу, как я, шеф, то видели бы, что там испытывают к нам только жалость из-за наших проблем в колониях, из-за наших политиков и нашего франка, худеющего с удивительной скоростью... Водородной бомбы у нас и то нет! Все, что у нас осталось, это канкан, вино и Лазурный берег... Плюс Париж, к счастью!.. Вы мне скажете, что лучше производить шампанское и иметь женщин, умеющих заниматься любовью, чем готовить людей-торпед, и будете правы... Но все-таки мы живем в эпоху, когда царствует материализм, а благородство измеряется деньгами... Когда мы принимаем главу иностранного государства, то в один день показываем ему Версальский дворец и заводы Рено, как будто это единственные достижения за всю нашу историю! Мы хотим спасти лицо, но лучше спасать мебель, вам так не кажется? Он с интересом смотрит на меня, потом начинает выстукивать ножом для резки бумаги 'Марш гренадеров императорской гвардии'. - Сан-Антонио, я думаю, что нам платят не за то, чтобы думать, а за то, чтобы действовать... Успокоившись, я издаю вздох переключателя скоростей. - Вернемся к интересующему нас делу. Повторяю: никакого скандала. Тибоден слишком значительный человек. Сообщение о его измене создало бы панику... А кроме того, официально его нельзя обвинить в государственной измене. Он работал над созданием не оружия, алхимического препарата. Никто не может запретить продавать такой продукт кому заблагорассудится! - В таком случае, зачем он привлек к разработке свою страну? - Тибоден был беден, и правительство финансировало его исследования. - В таком случае его открытие принадлежит правительству... - Это не нам решать, Сан-Антонио. Профессор стар, болен, устал... Возможно, он не совсем в своем уме или с опозданием принял идеологию, в которой надеется найти душевный покой? - Может быть... - А мы должны ему обеспечить вечный покой... Я пристально смотрю на Старика. Я
