голосом:
- Ситуация очень серьезная, товарищ Струмилин.
- Что такое?
- Транспортный вопрос местного значения под серьезной угрозой срыва.
- Погодите, погодите, - остановил его Струмилин, - я что-то ни черта не понимаю.
Объясните спокойнее, без эмоций.
- Лошади могут погибнуть, - сказал Тихон Савельич, - а их надо перебросить на Уединение.
- Какие лошади?
- Транспорт местного назначения, так в сопроводиловке написано. Здесь у меня уже третий день в складе стоят. Никто не хочет везти. Бобышкин говорит, что ему яйца надоели, кричит, что я ему жирафов каких-то подсовываю, отказывается лошадей везти, а у меня сердце разрывается: животные страдают.
- И вы хотите, чтобы я их отвез на Уединение, да?
Начальник порта вздохнул и молча кивнул головой.
- Ладно, - сказал Струмилин, - не печальтесь. Будут ваши мерины в полном порядке.
- При чем тут мерины, я не могу понять? - удивился начальник порта. Они такие же мерины, как я кандидат наук. Бобышкин обзывает их меринами, вы тоже.
- Мерином не обзывают.
- Неважно. Мерин - это изуродованный жеребец, а тут все в полном порядке:
жеребцы и кобылы.
Струмилин рассмеялся и проводил Тихона Савельевича до двери. Богачев поднялся с кровати, зевнул, потянулся и спросил:
- Снова будем ишачить с грузами?
- Сплошной зоологический жаргон, - усмехнулся Струмилин, - что это сегодня со всеми приключилось?
- Надоело, Павел Иванович. Люди на лед летают, на полюс, а мы как извозчики.
- А мы и есть извозчики. Прошу не обольщаться по поводу своей профессии. Чкалов говорил, что, когда на самолете установили клозет, небо перестало быть стихией сильных. Vous comprenez?
- Oui, monsieur, - ответил Богачев, - je comprends bien!
Струмилин так и замер на месте. Он сразу вспомнил, как хотел ответить Леваковскому, когда тот спросил его 'vous comprenez', но ответить он смог бы только 'oui, monsieur', потому что больше на знал. А этот парень не засмущался, как тогда он сам, а ответил. И не два слова, а пять.
6
Тихон Савельевич подогнал лошадей к самолету Струмилина. Пурга только что кончилась, снег искрился под солнцем и казался таким же красным, как небо. От лошадей валил пар, потому что Тихон Савельевич гнал их через весь аэродром галопом. Экипаж еще не подошел, у самолета возились бортмеханик Володя Пьянков и второй пилот Богачев. Пьянков прогрел моторы и, выскочив из самолета, подбросил ногой пустую консервную банку прямо к унтам Богачева. Они посмотрели друг на друга, улыбнулись и начали играть 'в футбол'. Они сосредоточенно бегали вокруг самолета, стараясь обвести друг друга, как взаправдашние футболисты, но унты были тяжелы, а меховые куртки громоздки, поэтому они часто падали и смеялись так, что Тихон Савельевич только сожалеюще качал головой.
'Не тот пошел пилот, - думал он, глядя на ребят, - не чувствуют себя пилотами, всей своей значительности не осознают. Пилот, он по земле как почетный гость ходить должен, а эти носятся безо всякого к себе уважения'.
- Когда будем товар грузить? - спросил Тихон Савельевич. - Мерзнет товар, а он живой, у него тоже сознание есть.
- У лошади сознания нет, - сказал Богачев, - у лошади животная сообразительность.
- И привязчивость, - добавил бортмеханик Володя, - граничащая с женской.
Тихон Савельевич шумно вздохнул: он понял, что с этими ребятами ни о чем путном не договоришься. Надо было ждать Струмилина.
Струмилин пришел, как обычно, минута в минуту по графику вылета.
- Все готово? - спросил он Володю.
- Да.
- Все в порядке?
- Да.
- Как левая лыжа?
- Думаю, еще дня два проходим.
- Где будем менять?
- Или в Крестах, или здесь.
- Тихон Савельевич, - спросил Струмилин, - а там могут лыжи сменить?
- Смогут.
Струмилин посмотрел на лошадей, потом обернулся к Богачеву и, почесав нос рукавицей, ставшей на морозе наждачной, сказал:
- Паша, давайте загонять эту скотину.
- Их ведь по трапу не загонишь, Павел Иванович, - ответил Богачев, они не проходили стажировки в цирке.
- По доскам, - сказал Тихон Савельевич, - вы доски бросьте, а я их заведу.
- А там как?
- Там стреножим и привяжем.
- Как бы нам не привезти конскую колбасу, - сказал Богачев, - зимовщики будут огорчены, очень я почему-то боюсь этого.
Тихон Савельевич заводил лошадей никак не меньше часа. Он и ласкал их, и кричал на них, и бил их рукавицами по мордам, и подталкивал сзади, когда те упирались и не хотели идти по доскам в самолет. Со стороны это было очень смешно. Это очень смешно, если не видеть лошадиных глаз. В них застыла такая смертная, невысказанная тоска, что Струмилин даже закурил, хотя еще в Москве перед вылетом дал себе зарок никогда не брать в рот папиросы.
- Не бейте, - попросил он Тихона Савельевича, когда тот в исступлении начал колотить кулаками по крупу самую последнюю лошадь - большую добрую кобылу с длинной гривой, - не надо ее бить, давайте мы ее по-хорошему заведем.
Струмилин достал из портфеля пачку сахару, открыл ее и стал кормить кобылу с ладони.
- Мы ее по-хорошему уговорим, - приговаривал Струмилин. - Давай, лошадка, не бойся, заходи к нам в гости. Мы же здесь летаем и совсем не боимся.
Струмилин долго уговаривал лошадь, но она так и не пошла за ним в самолет.
Володя Пьянков уже несколько раз поглядывал на горизонт, становившийся все синей и синей. Иногда проносился ветер - он шел длинными стрелами, и там, где он проходил, штопорился снег. Богачев понял его: Володя боялся, что погода сломается и придется сидеть здесь, вместо того чтобы вырваться на Уединение, отвезти злополучных лошадей, а там уже уйти с транспортных перевозок на обслуживание науки.
Богачев смотрел, как Струмилин бился с лошадью и кормил ее сахаром. Он долго наблюдал за Струмилиным, и чем дальше он наблюдал за ним, тем приятнее ему становился командир.
'Он очень добрый, - думал Богачев, - оттого и ворчит на нас. Ворчат только добрые люди. Злые молчаливы и улыбчивы'.
Богачев подошел к Струмилину и попросил:
- Павел Иванович, разрешите, я попробую?
Богачев зашел на доски, взял лошадь за повод, обмотал его вокруг кисти и, чуть не падая на спину, потянул лошадь в самолет. Лицо его сделалось красным.
- Не надо так сильно, - попросил Струмилин, - осторожнее, Паша, мы и так знаем, что вы сильный.
Богачев еще туже натянул повод, и лошадь пошла за ним, то и дело закрывая глаза.
Когда лошадей привязали, Тихон Савельевич попросил Богачева:
- Вы там осторожнее, а то товар совсем изнервничается в воздухе-то.
- Довезем, - пообещал Богачев и помахал начальнику порта рукой.
