пропала позвавшая его Дарована, а она все это время была здесь…
– Вот она, твоя невеста! – Макошь показала ему на липу и улыбнулась. – Моя меньшая дочка. Она вас с сыном Велеса свела, а от битвы я ее спрятала. Ты весну привел, теперь вслед за летом и осень идет.
Громобой стоял в растерянности, и Макошь кивнула на кольцо, которое он по-прежнему держал в ладони. Не слишком уверенный, что делает правильно, он поднял руку и осторожно надел кольцо Небесного Огня на одну из тонких веточек липы.
И тут же легкое золотистое сияние окутало все деревце от корней до верхушки. В нем играла радуга, в нем вращались какие-то легкие цветные колеса, сплетались солнечные лучи, все дрожало, переливалось, таяло… А когда сияние рассеялось, Громобой увидел девушку. Ту самую девушку, которая однажды впервые показалась ему в полутемной гриднице какого-то посадника, и он сразу понял, что перед ним его судьба, его прекрасная вечная весна. Теперь она стояла, выпрямившись, протянув руки вверх и вперед, к солнцу… И на одном из ее белых пальцев блестело золотое кольцо с красными искрами Небесного Огня.
Она медленно опустила руки и открыла глаза. Это были те самые глаза, золотые, того же самого цвета, что и светло-рыжие, медовые косы, закрученные в баранки на ушах. Золотое сияние рассеялось, но она по-прежнему казалась Громобою богиней, что освещает и оживляет собой весь этот земной мир.
Дарована закрыла лицо руками, постояла, стараясь справиться с головокружением и осознать произошедшую с ней перемену. Она знала, что стоит на земле, что вокруг весна, что все кончилось… Сбылись предсказания… Она опустила руки. Громобой стоял в трех шагах впереди и ждал, когда она посмотрит на него. Больше никого вокруг не было – только березы, только трава и солнечные лучи.
В разлуке Дарована так много хотела ему сказать, но теперь они только смотрели друг на друга и молчали. Оба они знали: нет больше в мире сил, которые смогут оторвать их друг от друга, и отныне они неразлучны, как Земля и Небо, и во встрече их родится новый мир.
Берег уже был полон народа. Из Славена, из окрестных огнищ поодиночке и толпами бежали люди – кто в полушубках, кто в рубашках, все бледные, измученные, с запавшими, но дико горящими глазами. Иные шатались от слабости, падали на землю, цеплялись руками за мокрую траву, иные обнимали влажные стволы деревьев, иные хватали руками пригоршни весенней грязи и пялили на нее глаза, будто забыли, что бывает на свете что-то, кроме снега. Кто кричал, кто рыдал, кто хохотал. После долгой зимы ожившая река, чистое голубое небо и трава на мокрой земле казались чудом, не столько приятным, сколько пугающим. Вокруг было полно воды от растаявшего снега, что копился на земле вдвое или втрое дольше обычного, Сварожец разом поднялся и ревел так, что порой заглушал крик толпы. По течению уже неслись сорванные где-то мостки, лодки, сани и волокуши, вырванные с корнем деревья; мелькнула даже крыша рыбачьей избенки, подмытой, как видно, небывало высоким половодьем.
Только в роще еще было тихо, и Дарована, стоя на опушке, медлила сойти с горы в этот диковатый шум и гомон. Ей даже жаль было расставаться с последней в ее жизни гранью Надвечного мира. Но долго стоять было нельзя: все воспоминания и привязанности ожили в ней, и теперь ее ждали княгиня Жизнеслава, отец, мачеха, братья! Они ведь ничего не знают о ней! Дароване хотелось скорее попасть к отцу, рассказать ему обо всем, что с ней случилось, поговорить о будущем. Но один взгляд на ревущий Сварожец повергал ее в ужас. Что же теперь творится на Истире! И сколько придется ждать, пока по великой говорлинской реке можно будет плыть? И когда сухопутные дороги просохнут после этого неизмеримого половодья? Простой земной мир казался ей огромным, а жизнь в нем – слишком трудной. Здесь нельзя, как в Надвечном мире, тремя шагами перенестись в другой конец вселенной. Так было всегда… Но почему-то вернуться к старому оказалось труднее, чем приспособиться к новому.
Громобой вдруг негромко свистнул и сжал ее руку. Она обернулась и проследила за его взглядом. Чуть в стороне под березой, на пышной зеленой траве среди цветов, сидела молодая стройная девушка в белой рубахе. Ее длинные светло-русые волосы, блестящие, как солнечные лучи в чистом ручье, были усеяны свежими, едва распустившимися березовыми листочками. Положив голову на ее колени, на траве лежал Огнеяр. Девушка ласково перебирала его спутанные черные волосы, поглаживала его по плечам, и ее склоненное к нему лицо светилось нежностью.
Увидев их, Дарована ахнула и подалась ближе. Во всех этих потрясениях она совсем позабыла о своем названом брате, и только сейчас, увидев его живым, осознала, как велико было бы ее горе, если бы пришлось его лишиться.
– Огнеяр! – воскликнула она, и Огнеяр лениво поднял голову.
– А! – сказал он, бросив на них один ленивый взгляд. – И ты нашлась, сестра моя!
И он снова опустил голову на колени к своей берегине.
– Огнеяр! – Дарована подбежала к нему. – Ты жив! А я было подумала… Я боялась… В тебе же был Велес…
Она не решалась договорить. Все было позади, но то, что Огнеяр жив, казалось чудом. Он просто должен был погибнуть, потому что Велес гибнет в ежегодной битве с Перуном, а Огнеяр как раз и бился вместо своего отца… Дарована заплакала вдогонку ужасу, которому, к счастью, не суждено было осуществиться. Из сердца ее вдруг горячей рекой потекла любовь к Огнеяру, чувство, которого она никогда в себе не предполагала, но сейчас ей казалось, что она всегда любила своего названого брата-оборотня. Ей хотелось целовать его смуглое лицо, но он выглядел таким усталым, что она не решалась его беспокоить.
– Милава! – Она подняла глаза к лицу девушки с березовыми листочками в волосах, и та ласково улыбнулась ей в ответ. Дарована и раньше видела жену Огнеяра, но никогда еще та не казалась ей так светла и прекрасна, как сейчас. – Милава, я так рада! – Дарована прикоснулась к ее руке, лежащей на груди Огнеяра. Ей хотелось обнять и невестку. – Откуда ты взялась? Ты же была в Чуроборе, да?
Милава опять улыбнулась и глянула в сторону, где по траве были рассеяны белые лебединые перья.
– Прилетела, – пояснила она. – Я все видела! – Она окинула взглядом небо, напоминая о Битве Богов, и Дарована опять задрожала, вспомнив тот ужас, который они с Милавой переживали каждая по-своему, но, наверное, в равной степени. – Я сначала не могла… А потом, когда все кончилось, я снова сумела… И полетела… – Она опустила глаза к лицу Огнеяра и снова погладила его по лбу. – Я же знала, что теперь я ему нужна…
– Ты мне всегда нужна, сокровище мое! – Огнеяр поймал ее руку. – Я же только с тобой человеком стал. А без человека и бога не бывает.
– Как же ты цел остался? – спросила Дарована. – Ведь говорят, что Велес погибает…
– И Перун погибает, в молнии сгорает, а Велес дождем в землю уходит! – закончил за нее Огнеяр. – Так оно все и было. Перун сгорел, Велес дождем растекся. А мы остались. – Он приоткрыл глаза и бросил задорный взгляд на стоявшего поодаль Громобоя. – В нас обоих божественного духа была самая малость – только чтобы отцов разбудить. А дальше они без нас справились. И погибли, и возродились, и на том свет стоит. А нам еще рано. Мы свой человеческий век еще только начали… Не знаю, как ему, а мне мой щедрый батюшка семь веков человеческих обещал… Ну, друг, чего молчишь? – Он сел на траве и кивнул Громобою. – Или обиделся, что больно кусаюсь?
Громобой усмехнулся. Он хорошо помнил, что бился насмерть с этим черноволосым оборотнем, помнил и боль раны под коленом, но сейчас не чувствовал к нему ни малейшей вражды. Перунов дух, толкавший в битву, сделал свое дело и ушел, теперь Громобоя удивлял и забавлял этот смуглый парень с волчьими клыками в ряду верхних зубов, чуроборский князь и Князь Волков. Больше у них не было причин враждовать.
– Эх, ты! – только и вздохнул Громобой. – «Как безрукий яйцо украл…»
– А что? Я еще лучше песню знаю. Как «курочка бычка родила, а поросеночек яичко снес!» – отозвался Огнеяр, и обе девушки разом засмеялись.
– Что? – Огнеяр подмигнул ему. – Не нравлюсь? Привыкай, теперь родичи будем. Ты ведь ее в жены берешь? – Он кивнул на Даровану, и она порозовела. – А она мне сестра, значит, будем родичи. И на княжение, поди, после Скородума собираешься? Княжну от Змея спас, теперь изволь, как водится, полкняжества получить!
– Очень мне нужно! – от души ответил Громобой.
Это предположение его даже встревожило: все его мысли, кроме посвященных Дароване, были в Прямичеве, в Кузнечном конце. Как совместить одно с другим, он пока не представлял. И расстаться с
