— Может остановить биржу на пять минут.
— Мне хотелось бы услышать серьезный ответ.
Абрамс закурил и сказал:
— Сотни тысяч убитых.
О'Брайен кивнул и добавил:
— Лучшие финансовые умы нации просто испарятся. Это будет экономический крах для миллионов, хаос и паника.
— Весьма возможно.
— Это приведет к социальному взрыву, беспорядкам, насилию, политической нестабильности.
— Почему мы вдруг заговорили о ядерном взрыве на Уолл-стрит, мистер О'Брайен?
— Просто неожиданная мысль в счастливый день Первого мая. Экстраполяция образа одетого в черное маленького анархиста или коммуниста, швыряющего круглую бомбу с зажженным фитилем.
О'Брайен достал металлическую флягу, отвинтил крышку и, налив в нее немного, выпил.
— У меня простуда.
— Выглядите вы вполне здоровым.
Тот засмеялся:
— Я, по идее, должен быть у Джорджа ван Дорна на Лонг-Айленде. Если он все-таки меня достанет, то в таком случае у меня простуда.
Быть соучастником маленького обмана, объектом которого к тому же является Джордж ван Дорн, партнер О'Брайена, означало возможность участия в более крупных жульничествах.
О'Брайен наполнил крышку вновь и протянул ее Абрамсу:
— Коньяк. Очень хороший.
Абрамс выпил и вернул крышку. О'Брайен выпил еще раз и спрятал флягу. Он, казалось, был погружен в свои мысли.
— Информация. Наша цивилизация держится исключительно на информации. Ее обработке, хранении, изъятии и распространении. Мы дошли до той точки в развитии, когда уже не можем функционировать, как общество, без всех этих миллиардов бит информации. Подумайте только: операции с акциями и ценными бумагами, сделки по купле-продаже товаров, металла, учет банковских чеков и ведение текущих банковских счетов, международная перекачка капитала, деятельность транснациональных корпораций… И практически всем этим заправляют вон там. — Он кивком указал в пространство перед собой. — Представьте себе, как миллионы людей пытаются доказать, сколько они потеряли. Мы просто превратимся в нацию нищих.
— Мы вновь говорим о возможных последствиях ядерного взрыва на Уолл-стрит? — спросил Абрамс.
— Может быть.
О'Брайен прошел вдоль края крыши и остановился у перил с восточной стороны площадки обозрения. Он посмотрел вниз, на комплекс Рокфеллеровского центра.
— Фантастическое место. Вы знаете, что площадь садов на крышах этих зданий около четырех гектаров?
Абрамс подошел к нему.
— Нет, не знал.
— Но это факт, и сей факт будет стоить вам еще двадцать пять центов.
О'Брайен взял у Абрамса монетку и опустил в другой аппарат обозрения. Он приблизил лицо к окулярам, развернул аппарат и навел на резкость.
— Глен-Коув отсюда милях в двадцати пяти, и это совершенно иной мир. Я стараюсь рассмотреть пиротехнику ван Дорна.
— Пиротехнику?
— Это длинная история, Абрамс. Суть в том, что ван Дорн, живущий рядом с русскими, якобы изводит их. Вы могли прочитать об этом в газетах.
— Да, припоминаю.
— Они собираются возбудить против него дело в суде графства Нассау. — О'Брайен опять повернул аппарат. — И собираются нанять местных адвокатов. Вот, посмотрите.
— На местных адвокатов?
— Нет, мистер Абрамс. На Глен-Коув.
Абрамс нагнулся к аппарату и навел на резкость. Равнинные районы Хэмпстед-Плэйнс мягко переходили в холмистую северную оконечность Лонг-Айленда, где царили богатство и комфорт для избранных. Хотя на таком расстоянии разглядеть мелкие детали было трудно, Абрамс был согласен с О'Брайеном, что Глен-Коув — это другой мир.
— Что-то я не вижу фейерверков.
— Как не увидите и разрывающихся в воздухе бомб, и нашего национального флага над домом ван Дорна, но, уверяю вас, он там.
Абрамс, выпрямившись, посмотрел на часы.
— Что же, даже Дракуле понадобился хороший адвокат, — произнес О'Брайен. — Бедный Джонатан Харкер! Он неожиданно для себя понял, что если вас приглашают в мрачный замок, то могут возникнуть проблемы с тем, как оттуда выбраться.
Абрамс понимал, что сама по себе возможность постоять с боссом на крыше здания очень многое для него значила, но его начинали раздражать странные зигзаги в рассуждениях О'Брайена.
— Я вас не очень понимаю, — проворчал он.
— В моей фирме всего несколько сотрудников, которые осмеливаются в этом признаться. Обычно все улыбаются и кивают, дожидаясь, пока я подойду к делу.
Абрамс прислонился спиной к перилам. Несколько туристов еще бродили по крыше. Небо порозовело, и вид с крыши открывался просто великолепный.
О'Брайен снова приник к трубе обозрения, но раздался щелчок.
— Черт, у вас не найдется еще одной монеты?
— Нет.
О'Брайен возвращался обратно тем же путем, которым они пришли сюда. Абрамс шел рядом.
— Видите ли, дело в том, что в конце этого месяца я, вероятно, вас уволю. Вас примут на работу в адвокатскую фирму графства Нассау «Эдвардс и Стайлер». Они представляют интересы русских в тяжбе с ван Дорном, — сказал О'Брайен.
— Эта затея с моим переходом на новую работу выглядит не очень этично. Ведь в настоящее время я работаю на вас и, следовательно, на ван Дорна.
— В конце концов русские уступят просьбе «Эдвардс и Стайлер» о посещении дачи миссии, когда ван Дорн особенно разойдется. Сегодня они отказались допустить представителей конторы на свою территорию, но могут согласиться во время проведения ван Дорном очередной вечеринки. Может быть, в День поминовения павших. Вы будете сопровождать адвокатов «Эдвардс и Стайлер» и затем доложите мне о результатах переговоров.
— Послушайте, — сказал Абрамс, — если ван Дорн действительно так донимает русских, то он заслуживает этого иска и должен проиграть в суде. Думается, русским следовало бы намекнуть об этом ван Дорну и попытаться по-тихому отучить его от своих выходок.
— Они как раз пытаются сделать это через «Эдвардс и Стайлер». Но судья Баршан — мой друг, между прочим, — никак не может решить эту дилемму: где граница между созданием неудобства для русских соседей и реализацией гарантированного конституцией права ван Дорна устраивать вечеринки, когда ему заблагорассудится.
— Извините, — вставил Абрамс, — но из всего, что я читал об этом деле, складывается впечатление, что мистер ван Дорн не самый лучший сосед. В его действиях просматриваются злостный умысел и какой- то, я бы сказал, нездоровый ура-патриотизм.
О'Брайен слегка улыбнулся:
— Внешне именно так все и выглядит. Но дело это — нечто большее, чем гражданский иск.
Абрамс остановился и посмотрел на север, в сторону Центрального парка. Да, это дело — нечто
