– О чем тут разговаривать? Дани в беде, и я еду к ней.
– Ты говоришь так, словно ждал этого, – заметила она.
Я взглянул на нее с некоторым удивлением. Порой она бывала слишком проницательна. Она залезала мне глубоко в душу и выныривала оттуда с мыслями, в существовании которых я не хотел признаваться самому себе.
– Не этого ждал.
Кончик ее сигареты разгорелся.
– Так чего же ты ждал?
– Не знаю.
Но это было не совсем верно. Я знал, чего ждал. Что в один прекрасный день Даниэль позвонит и скажет, что хочет быть со мной. А не с матерью. Но за одиннадцать лет эти мечты поблекли.
– Ты считаешь, что в намеках полицейского что-то было?
– Не думаю. – И задумался на минуту. – В сущности, я совершенно уверен, что ничего такого там не было. В противном случае Нора бы просто убила ее. Если Нора считает, что что-то принадлежит ей и только ей, она ни с кем не будет этим делиться.
Элизабет замолчала, а я погрузился в свои мысли. Да, такой Нора и была. Единственное, что имело для нее значение, это возможность получать то, что ей хотелось. И я вспомнил тот последний день в суде.
К тому времени уже все было ясно. Ей нужен развод. Я же был сломлен, измучен и с трудом стоял на ногах в то время, как она имела от мира все, чего ей хотелось. Единственным оставшимся неразрешенным вопросом оставалась судьба Даниэль.
За этим мы и пришли к судье. Предполагалось, что мы отделаемся формальностями. Мы уже договорились, что двенадцать уик-эндов в году и все лето Даниэль будет проводить со мной на яхте в Ла Джолле.
Пока мой адвокат объяснял суть нашего соглашения, я сидел напротив судьи. Кивнув, судья повернулся к Харрису Гордону.
– Мне кажется, что соглашение достаточно справедливо, мистер Гордон.
В этот момент, припомнил я, Даниэль, которая возилась с мячиком в углу комнаты, повернулась и крикнула мне:
– Папа, лови!
Мячик покатился по полу, и, когда нагнулся поймать его, я услышал ответ Харриса.
– Ни в коем случае, ваша честь.
По-прежнему держа мячик в руке, я с изумлением уставился на него. Мы же только вчера обо всем договорились. Я перевел взгляд на Нору. Ее васильково-синие глаза, казалось, смотрели сквозь меня.
Я кинул мячик обратно Дани.
Харрис Гордон тем временем продолжал:
– Мой клиент считает, что полковник Кэри не имеет родительских прав.
– Что вы хотите этим сказать? – завопил я, вскакивая. – Я ее отец! Темные глаза Гордона были непроницаемы.
– Не кажется ли вам странным, что ребенок родился всего лишь через семь месяцев после вашего возвращения из Японии?
Я сделал над собой усилие, чтобы подавить вспышку гнева.
– И миссис Кэри, и ее врач, оба заверили меня в том, что ребенок недоношен.
– Вы непростительно наивны для взрослого человека, полковник Кэри.
Гордон повернулся к судье:
– Миссис Кэри хотела бы поставить вас в известность, что ребенок был зачат за шесть или семь недель до возвращения полковника Кэри со службы. И в силу данного факта, который, как она уверена, полковник Кэри давно признал для себя, она просит передать ей дочь полным и безраздельным образом.
Я резко повернулся к своему адвокату.
– И вы позволите им таким образом провести нас? Мой адвокат наклонился к судье.
– Я невыразимо потрясен таким поступком со стороны мистера Гордона, – сказал он. – Хочу заверить вашу честь, что это полностью противоречит соглашению, которое я заключил с ним не далее, чем вчера.
И тут я взорвался.
– Да черт с ним, с соглашением! – заорал я. – Мы возвращаемся тогда к самому началу и начинаем всю борьбу заново!
Мой адвокат схватил меня за руку и посмотрел на судью.
– Разрешите мне переговорить с моим клиентом, ваша честь?
Судья кивнул, и мы отошли к окну, повернувшись спинами ко всем присутствующим.
– Вы понимаете, что это значит? – прошептал он. – Вы публично признаете, что ваша жена обманывала вас, когда вы были за морем?
