— Что? — спросила она. — У меня анус с кавернами?
— Нет, — согласился я с объективностью спортсмена. — Анус у тебя чудо. Модифицировала или такой и был?
Она посмотрела в удивлении.
— А тебе не все равно? Или ты биокон?
— Нет-нет, — сказал я поспешно, — что ты!.. Конечно, все равно. Главное результат.
— И как? — спросила она. — Ладно, не мучайся с ответом. Я и так знаю, что анус у меня отпадный, все хвалят.
— Ты вся отпадная, — сказал я тихо.
Она повернулась ко мне и спросила негромко и с недоверием в голосе:
— Правда?
— Правда.
— Это тебе так сказали… или ты сам решил?
— Что мне другие? — ответил я с обидой. — Мы всегда все делаем по-своему. Даже если сосед прав, скорее шагнем в неправость, чем дадим подумать на себя, будто на нас подействовали… У тебя и здесь таблетки?
Она кивнула, на блюдце выкатились мелкие цветные шарики драже.
— Ты разве не принимаешь?
— Только дикари не принимают, — ответил я.
Человек, как ни крути, все-таки обезьяна, хоть и наиболее развитая и социализированная. Но все, чем наполнена жизнь человека: война, культура, искусство, религия, политика, этикет, — лишь продолжение обезьяньих инстинктов. Сейчас же мы, начиная принимать препараты нового поколения, вступаем на первую ступеньку изменения самой сути человека… точнее, сходим с той линии, что роднит нас не только с обезьяной, а через нее со всеми предками, вплоть до амебы.
— А тетракс пьешь?
— Рассасывал под языком, — сказал я.
— А я колола, — призналась она. — Так действует быстрее. Неужели я прошла дальше тебя?
Я покачал головой:
— Я тоже сперва колол. Но так слишком взрывной эффект, а длится всего семь часов. А когда под языком — голова ясная, а память абсолютная двенадцать часов!
— И все это время держишь под языком?
Я рассмеялся:
— Не все, но приходится долго, ты права. Что делать, технологии пока несовершенны…
Я услышал писк и ощутил царапанье в кармане, словно там проснулась мышь и пытается выбраться. Алёна смотрела, как я запустил руку в карман и что-то там ловил, в ладони появилась крупная капля ртути размером с грецкий орех. Алёна смотрела с любопытством, у меня Claytronics-2, первый выпуск, стоит баснословно дорого, это потом цена упадет в разы, а сейчас у меня в ладони предмет зависти модниц. Сверкающая капля на миг вытянулась, превращаясь в видеокамеру, я подвигал пальцами, еще не наловчился моментально находить нужное мне, и Алёна успела увидеть с десяток разных вещиц, пока у меня в руке не оказался обычный мобильник. Он в две секунды расплылся в тонкую лепешку, застыл, превратившись в экран. Изображение в триколоре, Тимур на фоне городского пейзажа, в руках лист бумаги, и сразу возопил возмущенно:
— Ты посмотри, разве это не свинство?
Буковки мелкие, рассмотреть не удавалось, я сперва зуммил до предела, потом махнул рукой и направил на стену. Автоматически включился проектор, стена превратилась в огромный экран. Я пробежал глазами по ясно читаемым строкам, в окошке появилось лицо Тимура, он с ходу комментировал отдельные пункты.
Я поморщился:
— Ну и что?..
— Они же сперли! — крикнул Тимур. — За воровство идей суды теперь головы снимают! А там не только идея, но и куски программного кода!
— Доказывать придется долго, — сказал я с сожалением. — Но пусть Мясоедов ворует, пусть… Мы даже в суд подавать не будем.
— Почему?
— Пусть увязнет, — пояснил я. — Идея нашего «Виртуального мира» замечательная, но… хороша для вчерашнего и сегодняшнего дня. Для завтрашнего — надо иное. Мы это сделаем! А он прогорит… Ладно, Тимур, у меня сегодня очень серьезный день, а завтра вообще ждет чуть ли не плаха. Давай, увидимся!
Я отключил связь, Алёна перехватила мой внимательный взгляд, вскинула брови:
— Ты чего?
Я сказал с откровенностью человека, который вот-вот станет прозрачным со всеми его мыслями и чувствами:
— Похоже, я хочу тебя затащить в постель.
Она наморщила нос:
— Да зачем это тебе?
— Не знаю, — ответил я с неловкостью. — Атавизм. Когда тащишь женщину в постель, то вроде бы утверждаешь над ней свое превосходство.
Она мягко улыбнулась:
— Володя, тебе не надо утверждать свое превосходство надо мной! Я его и так признаю целиком и полностью. Ты — лучший, ты — умнейший, ты самый креативный, ты вообще самый замечательный!
Я пробормотал:
— Даже самые лучшие женщины предпочитают, чтобы их подруг хвалили за ум, а не за крутые бедра и шелковый анус. Так и мы предпочитаем, чтобы нас хвалили вовсе не за ум…
Она расхохоталась:
— Но ты же не таков?
— Я тоже так думал, — пробормотал я.
— И что изменилось?
Я прямо посмотрел на нее.
— Сам не понимаю. Это что-то в тебе. Признавайся, что?
Она пугливо осмотрела себя, даже попыталась заглянуть за спину, выворачивая шею, как скрипачка.
— Давай спать, — предложила она. — Меня озноб бьет перед днем завтрашним.
Глава 13
Утром, накачавшись крепким кофе, мы молча и на трясущихся ногах вышли и спустились в подземный гараж. Алёна смотрит подбадривающе, но я видел, что и она трусит, однако — настоящая женщина! — изо всех сил подбадривает меня, самца, который должен идти впереди стада и рушить все преграды.
Выруливая на дорогу, я кивнул на тротуар:
— Женщины одна другой краше… Это и твоя клиника работает! Улучшаете мир…
Она ответила отстраненно:
— У меня в глазах рябит от одинаковых лиц. С этой чертовой хирургией пошло расслоение женщин на два типа.
— Всего-то, — сказал я не столько потому, что ой как интересно, а чтобы не молчать и не придумывать ужасов больше, чем уже напридумывал. — А какие?
— Одни, — сказала она, — ориентируются на сильных и решительных мужчин…. точнее, вообще на мужчин. Потому делают внешность беспомощных дурочек. Здесь, как понимаешь даже ты, особенно мощное
