Олежка разговаривал с отцом, и ему казалось, что он видит пустынный, поросший мхом берег без единого деревца, а внизу, сколько хватает глаз, — ледяной океан с бесконечными белыми полями, с дымками ледоколов, которые, как стекло, колют синий лед, прокладывая путь судам, с белыми медведями, которые бесшумно, как в валенках, бегают по льду, подгоняя своих несмышленых медвежат... Увидел Олежка и маленький, прилепившийся к скалам домик зимовщиков с большой замысловатой антенной. И папку: в меховой куртке, в унтах и в наушниках, потому что, если человек радист, у него должны быть наушники, как у Пятницы. Папка улыбался ему и скупо рассказывал — радисты все скупы на слова — о своей полярной жизни. И его голос алой ниточкой тянулся сквозь тундру, леса, поля и озера, от Ледяного мыса до родных Петушков.
— У нас на Ледяном все в порядке. Ожидайте хорошую погоду. На материк идет легкое похолодание... В ближайшее время не вернусь. Заболел сменщик. Оставить пост не могу... Понимаешь, сынок, долг. Долг...
И тут грохот и свист заглушили голос отца. Алая ниточка оборвалась. Как Пятница ни старался, как ни крутил все рычажки — Олежкин папа больше не отозвался.
— Кончилась связь! — с досадой сказал Пятница. — Ты уж извини технику, генацвале.
И он спрятал антенну.
— Долг, — тихо произнес Олежка.
— А ты знаешь, что такое долг? — вдруг спросил мальчика подошедший сержант Воскресенье.
Олежка поднял глаза и увидел, что все отделение стоит вокруг груши и все внимательно следят за его разговором с отцом.
— Знаю, что такое долг, — ответил Олежка. — У нас соседка все время берет в долг то луковку, то морковку. И никогда не отдает. Кому же должен папка на своей далекой зимовке?
— Нет, Олежка, другой долг удерживает твоего отца летом на зимовке. Долг перед другом. Товарищ болен, отец за него несет вахту и не может вернуться к тебе в Петушки. А ты говоришь: луковка, морковка...
Олежка посмотрел на стоящих вокруг солдат. Лица их были задумчивы и строги. Наверно, каждый думал о своем долге.
А Олежке показалось, что отец его побывал дома и снова умчался на свой Ледяной мыс. Только голос его все еще звучал рядом:
— Понимаешь, сынок, долг... долг... долг...
И тут Олежка вспомнил про старый фронтовой бинокль, который лежит на илистом дне Белого озера, а мимо него проплывают плотвички и рак скребет его черной клешней.
«Надо спасти бинокль! Это, наверно, и есть мой долг!» — неожиданно подумал мальчик, словно в это мгновение бинокль Зинкиного дедушки помог ему, Олежке, разглядеть его долг.
И тогда он осторожно спросил стоящего рядом добродушного Среду:
— А верно, что солдаты все могут?
— Солдат может все! — был ответ.
— Если солдату что-нибудь надо, он из-под земли достанет, — поддержал товарища Пятница.
— А из-под воды может достать? — с опаской спросил мальчик.
— Из-под воды? — Пятница задумался, а потом с уверенностью сказал: — И из-под воды тоже может, генацвале.
— А нельзя ли достать бинокль Зинкиного дедушки... из-под воды?
Солдаты переглянулись. И добродушный Среда ответил как бы за всех:
— Можно!
— Если командир прикажет, — добавил Четверг. И все посмотрели на сержанта Воскресенье.
— Военное имущество надо беречь, — строго сказал сержант. — Готовься, Олежка.
Ответ командира озадачил Олежку, и он спросил:
— Разве я смогу... под воду?
— Сможешь, раз это твой долг.
— А без меня нельзя?
И тогда сержант сказал слова, которые Олежка запомнил на всю жизнь:
— Каждый человек должен сам выполнять свой долг. И в этом деле нет у него замены. Принимай решение!
А семеро солдат стояли рядом и ждали, какое решение примет их маленький друг.
«Это твой долг... долг... долг...»
Олежка поднял голову, посмотрел в глаза сержанту и сказал:
— Я решил: надо идти.
— Ты принял правильное решение. — Сержант с уважением посмотрел на мальчика. И скомандовал: — Отделение, надеть легкие водолазные костюмы, приготовиться к подводной разведке.
В следующее мгновение всех солдат, и Олежку тоже, словно подменили — они стали неузнаваемыми. Вместо обычной формы на них были резиновые темно-зеленые костюмы, на ногах — ласты, а на головах — шлемы с круглыми очками.
Олежке даже стало не по себе, словно вместо своих добрых друзей он увидел каких-то странных существ, обитающих под водой. Или инопланетян.
Только сержант Воскресенье еще не надел на себя маску и был немного похож на самого себя.
Но вот он скомандовал: «За мной! Шагом марш!» Натянул маску и первым вошел в воду.
Под водой было темно, как в сумерках. И чем глубже заходило отделение, тем становилось темнее.
Олежка шел рядом с сержантом и, чтобы не отстать, незаметно держался за него рукой. От дыхания гроздья маленьких пузырьков убегали вверх. Там был день, а здесь уже наступил вечер.
Мимо самых глаз проплывали большие серебристые рыбы. А стаи мальков вспыхивали и гасли, как искры.
Дно было мягким, словно кто-то расстелил пушистый ковер. Олежка шагал опасливо, точно боялся наступить на что-то острое.
А потом стало совсем темно. И Олежке вдруг показалось, что они идут так долго, что уже наступил поздний вечер и в небе зажглись звезды.
В руке сержанта вспыхнул фонарь. Его сильный луч как бы раздвинул толщу темной воды и расстелил по дну желтую дорожку.
Разные предметы высвечивал фонарь: старый ботинок, чайник без носика, оборвавшийся якорь-«кошку». Чего только не попало на дно озера! А бинокля не было. Может быть, его заволокло илом? Олежка уже совсем отчаялся, когда вдруг на желтой дорожке что-то блеснуло и сержант остановился. Олежка шагнул вперед, нагнулся и увидел бинокль Зинкиного дедушки. Бинокль лежал на мягком темном иле, и, если бы стеклышко не отразило света фонаря, разведчики прошли бы мимо. Олежка осторожно взял находку в руки. Бинокль оказался очень легким: ведь в воде все предметы становятся легче.
И сам Олежка стал легче, как космонавт в невесомости.
Сержант похлопал мальчика по плечу и подал знак возвращаться. Гирлянды пузырьков, как огоньки салюта, устремились ввысь. А Олежка вдруг почувствовал, что он не идет, а плывет — значит, он умеет плавать! Потом он снова зашагал по мягкому илистому ковру и вдруг за что-то зацепился ногой, споткнулся, но не упал. Вода удержала его. Олежка посмотрел под ноги и увидел странный предмет, похожий на головку ракеты. Мальчик нагнулся, потрогал «ракету» рукой. Она не шелохнулась, как бы вросла в дно озера. Тогда Олежка ударил ее ногой... И тут сержант крепко сжал его плечо и резко отвел в сторону. Потом поднял руку — скомандовал: «Отделение, стой!» Потом помигал фонарем: «Внимание, опасность!»
Все остановились. Все затаили дыхание. Гроздья пузырьков перестали подниматься вверх. Никто не знал, что за опасность грозит отделению в подводном царстве.
Олежка решил проверить, хорошо ли видно в бинокль под водой, и поднес его к глазам. Он увидел, что странный предмет, похожий на ракету, острием направлен прямо на подводных разведчиков.
Это была неразорвавшаяся фашистская бомба, которая со времени войны пролежала на дне Белого озера. Большую половину старой бомбы занесло илом, и только зоркий глаз сержанта Воскресенье сразу
