служишь, Карающая: Храму или Богам?
— Я служу своим Господам, — не задумываясь, ответила Карающая. Потому что так оно и было.
— А твои Господа явно мне благоволят, — усмехнулся он. — Придется и тебе послужить мне.
— Ты хочешь, чтобы я кого-то для тебя убила? — удивилась она.
— Я хочу, чтобы ты пребывала в моей постели. Ночь за ночью. Год за годом. Пока мы не научимся жить долго и счастливо или пока один из нас не найдет способ убить другого.
— Это значит, что я не вернусь в Храм? — потрясение спросила она.
— Разумеется, не вернешься. Видишь ли, твои собратья по Храму уже приходили сегодня ночью. Поскольку меня здесь быть не могло, искали, по всей видимости, тебя. Мне не понравились их намерения. Глупо убивать одну-единственную Карающую. Зато их самих было… кажется, одиннадцать… или тринадцать… я уже не помню.
— Было? — выдохнула она.
— Было. Мы посовещались с твоими Богами и решили, что незваные гости слишком плохо владеют оружием, чтобы жить дальше. Так что этой ночью я досыта накормил твоих Господ. Полагаю, они остались довольны.
— А… почему я не проснулась?
— Ты приняла лекарство. Кроме всего прочего, оно вызывает еще и сон.
— Лекарство? — подозрительно переспросила она. — Какое еще лекарство? Никакого лекарства я…
Ее глаза округлились.
— Как ты это сделал, ну?!
— Просто. Так же, как и ты.
— Губы? — резко спросила она.
— Губы, — покладисто подтвердил он. — И не только.
— Что значит «и не только»?!
— Демоны преисподней! — с усмешкой проворчал он. — Да я весь вывалялся в этом чертовом порошке, женщина! А ты… ты довольно страстная, когда забываешь о своей основной профессии… когда вообще обо всем забываешь…
— Хм, — пробурчала Карающая. — Страстная… Так это было лекарство? От чего?
— От того, что у тебя болело. Правда, одного раза, боюсь, окажется недостаточно. Кашель и насморк скоро вернутся. Вот температуру, похоже, удалось сбить.
— Температура… это жар?
— Да.
— Его нет, — сообщила она. — И голова не болит. Зато я вспотела так, словно выпила ведро воды, а потом целый день носилась кругами под палящим солнцем, словно свихнувшаяся кобыла.
— Так и должно быть.
— А насморк — это то, что происходит в груди и в горле?
— Нет, насморк — это то, что происходит в носу. А то, что происходит в груди и в горле, называется кашель. У тебя он достаточно глубокий, так что сегодня надо бы горчичные припарки поставить. По крайней мере, именно так посоветовал бы некий сэр доктор, которого ты чуть было не уморила…
— А что случилось с фаласской копией книги? — спросил Шарц.
— Она утонула, — беспечно зевнул собеседник.
— Утонула?!
— Когда мы плыли в Соану, я ненароком уронил ее за борт, — невинно поведал фалассец. — Вот и вся история. Мы поженились, купили трактир. У нас родился сын. Я усыновил своего ученика. Он также подумывает жениться. Вот, собственно, и все.
— И Карающая так легко отказалась от того, что составляло суть ее прежней жизни?
— Вовсе не легко, — покачал головой фалассец. — Потребовались длительные… медицинские процедуры. И беседы. И путешествия. И много чего еще — столь многое, что я не решусь поведать тебе. И целая жизнь в придачу… В такое трудно поверить, но я совершил это чудо и ни о чем не жалею. Наверное, я ничем не горжусь так же сильно, как своей женой, коллега. Ну, может быть, стану гордиться сыном, когда он подрастет и совершит нечто, чем стоило бы гордиться.
— Неужели все так и было? — восхитился Шарц. — И вы так до сих пор и не поубивали друг друга?
— У нас не получилось, — улыбнулся фалассец. — Мы очень старались, но ничего не вышло. Пришлось научиться жить долго и счастливо. Чего и тебе желаем. Кстати, если ты не побоишься зайти к нам в гости…
— Не побоюсь, — усмехнулся Шарц. — Насколько я знаю, соанские обычаи запрещают целоваться с чужими женами!
