от дна шестами и галдели от удовольствия.
Увидев Котю, ребята начали кричать:
– Эй, барчук! Ныряй! Плыви к нам!
– Я не барчук! – на ходу крикнул Котя. – Смерть Юденичу!
И ребята с баржи хором ответили:
– Смерть Юденичу!
И подбросили в воздух фуражки и картузы. Одна фуражка упала в воду.
3
В летний день 1919 года по улицам красного Петрограда двигались войска. Это тяжелые подковы артиллерийских лошадей, как молоты, опускались на камни мостовой, а колеса орудий перекатывались с такой силой, что в окнах звенели стекла. Лафеты, орудийные передки, зарядные ящики, повозки, походные кухни, выкрашенные в общий грязно-зеленый цвет, образовали грозный движущийся поток. Среди этого потока совсем инородным телом выглядел большой брезентовый фургон, расписанный яркими пятиконечными звездами. Кроме звезд, на фургоне красовалась надпись: «Героический рабочий театр».
Вместе с артиллерийским полком на фронт отправлялся самый молодой театр Советской Республики.
Белые войска генерала Юденича захватили Ямбург и Псков и приближались к Петрограду. Питерский фронт стал самым важным фронтом Республики.
– Эй, ездовые второй батареи, что вы там, заснули? Подтянись! Подтянись! – кричал командир ездовым.
– Но-о-о, сонные! – кричали ездовые лошадям.
Вздымалось облако пыли, из камней вылетали искры, и новая волна грохота оглушала прохожих.
Над городом реяли кумачовые полотнища с четко выведенными словами: «Смерть Юденичу!», «Не отдадим врагу революционный Петроград!»
Этими словами город напутствовал уходящих на фронт.
На одном из орудийных передков, рядом с грузным белобрысым красноармейцем, сидел смуглолицый мальчик в серой курточке и такой же кепке. Маленькие ровные брови высоко взлетали над глазами. Сами же глаза были задумчивыми и серьезными, как у взрослого человека. Когда же мальчик улыбался, глаза его оживлялись и в них загоралось что-то озорное.
Это был Котя.
Перед началом марша командир полка сам привел его к запряженному шестеркой лошадей орудию. Здесь, на передке, восседал немолодой боец в фуражке, надвинутой на самые глаза. Гимнастерка и шаровары сидели на нем в обтяжку. Казалось, сделай он неловкое движение и обмундирование затрещит по швам.
– Принимай в расчет бойца! – сказал командир артиллеристу. – Головой отвечаешь!
Вместо ответа боец приложил руку к козырьку и, как показалось Коте, не обратил на него никакого внимания.
Мальчик забрался на передок и сел рядом с неразговорчивым бойцом.
Раздалась команда «Арш!», заиграл оркестр. Полк тронулся.
Первое время Котя и его спутник ехали молча. Мальчик жалел, что ему попался такой угрюмый спутник. Неожиданно красноармеец, не поворачивая головы, спросил:
– Ты тоже артист?
– Артист, – ответил Котя.
– На голове стоять можешь?
– Не-ет.
– А шпаги глотать умеешь?
– Не пробовал.
– Что же ты умеешь делать? – разочарованно спросил боец.
Котя слегка подался вперед и заглянул ему в лицо.
– Я играю в спектакле. Сперва подношу патроны, а потом погибаю.
Боец долго молчал, обдумывал. Наконец со вздохом произнес:
– Как солдат. Сперва подносит патроны, а потом погибает.
– А я еще стихи сочиняю, – доверительно сообщил артиллеристу Котя. – Не верите? Честное благородное!
И, не дожидаясь, как боец отнесется к этому сообщению, продекламировал:
Красноармеец опустил поводья, с нескрываемым любопытством посмотрел на Котю, протянул ему руку.
– Яшечкин, – представился он.
