ушли. На их мудрых лицах не было обиды, а лишь сожаление и скорбь.
Я понимал, что совершается что-то непоправимое, и решил попросить стариков снять книгу с пророчеством на камеру. Я видел, как они завернули за угол, и через мгновение был там. Но их и след простыл. Они словно растворились в жарком июньском воздухе.
Работы по вскрытию гробницы Тимура возобновились, и вечером Герасимов с ликованием извлек кости правой ноги с шишкой на колене. Великий хромой был найден. Потом антрополог бережно приподнял череп Тимура. Все смолкли. Я навел камеру. Пустые глазницы источали холодное давление. В какой-то момент они явно посветлели. Я отпрянул и потерял фокус. Мне показалось, что Тимур посмотрел мне в глаза и нагло улыбнулся.
В вечерних новостях по радио сообщили о нашем открытии, но мало кто этому обрадовался. А утром по английскому радио прошла информация о нападении Гитлера на Советский Союз. Пророчество древней книги сбылось.
Малик Касымов склонил лицо и закрыл глаза ладонями.
– Вы твердо верите в это? – спросила я, пытаясь вывести его из раздумий.
– Конечно! Сразу после сообщения о войне мы позвонили Первому секретарю Компартии Узбекистана и рассказали о предсказании странных аксакалов. Он закричал, что надо было звонить еще вчера и не отпускать стариков с книгой, а теперь вся ответственность лежит на нас. – Касымов отвернулся и прошептал: – А ведь я хотел в тот момент позвонить ему, но не решился. Я мог предотвратить войну, но…
Я сделала вид, что копаюсь в сумочке, чтобы пожилой человек мог незаметно смахнуть слезы. Оправившись, он продолжил:
– Экспедицию свернули. Герасимов улетел в Москву с черепом Тимура. Потом я работал фронтовым оператором. Меня не покидало ощущение, что боль и смерть вокруг происходят по моей вине. Мы выпустили демона войны, и сейчас вся страна расплачивается за это. Я все время думал, как остановить наши поражения на фронтах. В 1942 году мне удалось переговорить с командующим Георгием Жуковым. Я рассказал ему о Тимуре, просил сообщить Сталину, что надо вернуть прах великого полководца на место. Жуков мне поверил. Останки Тимура перезахоронили в декабре сорок второго. И сразу же началось наше контрнаступление под Сталинградом. Это было начало большой победы.
– Но война после этого продолжалась еще почти три года?
– Я думал над этим и позже нашел ответ.
Знаменитый кинооператор замялся и посмотрел в сторону. Он словно колебался, продолжать разговор далее или нет. Воспользовавшись паузой, я сделала снимок для иллюстрации к статье.
Малик Касымов покачал головой:
– При таком освещении у вас ничего путного не получится.
Забегая вперед, скажу, что он оказался прав, снимок в редакции забраковали.
Мы стали прощаться. Уже на пороге я вспомнила, что не получила ответ на последний вопрос.
– По-моему, вы что-то хотели добавить.
Касымов вновь перешел на шепот:
– Я выяснил важную деталь. В 1942-м в могилу вернули не все останки. Череп Тимура был захоронен позже, в конце 1944 года. Я уверен, что именно в нем концентрировалась основная сила духа войны. После этого наша победа стала неминуемой.
– Снова вскрывали гробницу? – вырвался у меня глупый вопрос.
Кинооператор загадочно ухмыльнулся и настойчиво выставил меня за дверь.
Дома я долго разглядывала иллюстрации в учебнике истории. С маленького рисунка на меня смотрел грозный лик всесильного эмира Тимура, воссозданный антропологом Герасимовым по найденному черепу.
Неужели злая сила повелителя Азии сохранилась и после смерти?
А на соседней странице учебника располагалась репродукция картины Василия Верещагина «Апофеоз войны», которую он написал в Средней Азии после изучения войн Тимура. На ней изображена огромная пирамида из человеческих черепов и кружащие над ней вороны. Я видела эту картину в «Третьяковской галерее». На ее раме можно разглядеть надпись: «Посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим».
3. Институт палеонтологии. 1962
Профессор-палеонтолог Александр Семенович Ефремов нервно метался по тесному кабинету. В круглых стеклах очков отражался то свет настольной лампы, то перекрестия оконной рамы. Клинышек ухоженной седой бородки часто тыкался в грудь, на лоб наползали мучительные морщины.
Причиной нахлынувшего беспокойства стал утренний телефонный разговор, который мгновенно вернул Александра Семеновича в далекий 44-й год, когда он вместе с майором госбезопасности Григорием Аверьяновым выполнял секретное поручение Сталина. Сегодня Григорий Аверьянов представился генералом и потребовал сопровождать его в срочной поездке в Самарканд по известному обоим поводу. Сопоставив газетные новости о Карибском ракетном кризисе между СССР и США с неожиданным звонком, профессор все понял. Ему удалось сказаться больным и заверить грозного собеседника, что никаких трудностей с извлечением заветного талисмана у него не будет. На том и расстались.
Но профессор понимал, что получил отсрочку не более чем на сутки.
За это время предстояло передать опасную тайну надежному человеку. Родные и коллеги отпадали, они неизбежно угодят в круг подозреваемых. Нужен был случайный человек, но такой, чтобы ему не требовалось растолковывать страшную силу необычного предмета. Мысли метались огненными всполохами. К середине дня Александр Семенович вспомнил о кинооператоре Малике Касымове из Узбекистана, с которым познакомился во время раскопок в Гур-Эмире в июне 41-го. С тех пор они не встречались, но Касымов звонил на днях из Ташкента и просил об интервью для какого-то журнала. Он сообщил, что скоро будет в Москве в командировке и даже оставил телефон московской киностудии.
Профессор нашел бумажку с нужным номером и позвонил из уличного телефона-автомата. Пока подзывали кинооператора, Ефремов нервно озирался, удивляясь своему былому хладнокровию в 44-м, когда удалось единолично обмануть всесильный КГБ. Малик Касымов звонку обрадовался, но до вечера оказался занятым на киностудии. Александр Семенович согласился ждать, намекнул о важной тайне, связанной с общим делом, и просил прийти на встречу строго одному. Вечернее время, когда все коллеги покинут здание института палеонтологии, полностью устраивало профессора.
Тайная встреча вот-вот должна была состояться. Александр Семенович Ефремов совершил очередной разворот около окна, но, услышав шум затормозившего автомобиля, обернулся. Из черной блестящей «Волги» выскочил человек в генеральской форме и яростно сверкнул глазами по единственному освещенному окну института. Профессор отпрянул. По характерному недоверчивому взгляду он легко вспомнил сотрудника КГБ Григория Аверьянова.
«Быстро нынче летают самолеты», – удрученно подумал профессор, поплелся назад и устало опустился на рабочее место.
Касымов безнадежно опаздывал. Все кончено. Генерал пришел первым. Через три минуты он будет здесь. Если страшная тайна достанется военным, разразится большая бойня за мировое господство. КГБ умеет выпытывать секреты. Профессор осознавал, что его тело слишком слабо для долгого сопротивления профессионалам. Они выжмут из него все. А дальше – всемирная катастрофа! Единственный шанс избежать этого – собственная смерть.
Ефремов поправил очки и засуетился. Может выброситься на мостовую? Он вернулся к окну, деловито оценил ситуацию. Слишком низко, шансы погибнуть мгновенно – ничтожны.
На противоположной стороне улицы показалась высокая худая фигура Малика Касымова с болтающимся через плечо кофром фотоаппарата. Он заметил в окне профессора и приветливо помахал рукой. Оператор опоздал всего на несколько минут!
Мозг ученого заработал с бешеной скоростью.
Кричать было нельзя. Профессор выразительно прожестикулировал Касымову и обернулся. Глаза
