– Давняя история. Но тебе могу рассказать. Я точно знаю, что этот молодой человек увивался вокруг Флёр года два после её свадьбы. Из-за этого он и стал бродягой.
Вот, значит, что имел в виду Дезерт, упоминая об Исаве? Нет, дело не в том. Она помнит: когда он спрашивал о Флёр, у него было самое обычное выражение лица.
– Это же было сто лет назад! – возразила девушка.
– Ты права. Седая старина. Впрочем, ходят и другие слухи. Клубы рассадники жестокости.
Соотношение нежности и насторожённости, переполнявших Динни, изменилось: доля первой уменьшилась, второй возросла.
– Какие слухи? Сэр Лоренс покачал головой:
– Мне этот молодой человек нравится, и даже тебе, Динни, я не стану повторять то, о чём, в сущности, ничего не знаю. Стоит человеку начать жить иначе, чем другие, и люди готовы бог знает что о нём выдумать.
Он внезапно посмотрел на племянницу, но глаза Динни были прозрачны.
– Кто этот китайчонок наверху?
– Сын бывшего мандарина, который оставил семью здесь из-за неурядиц на родине. Милый малыш. Приятный народ китайцы. Когда приезжает
Хьюберт?
– Через неделю. Они летят из Италии. Вы же знаете, Джин – старый пилот.
– Что с её братом?
– С Аденом? Служит в Гонконге.
– Твоя тётка все ещё сокрушается, что у тебя с ним ничего не вышло.
– Милый дядя, я готова на все, чтобы угодить тёте Эм, но в данном случае, испытывая к нему чувства сестры, я боялась погрешить против библии.
– Не хочу, чтобы ты выходила замуж и уезжала в какую-нибудь варварскую страну, – сказал сэр Лоренс.
В голове Динни мелькнуло: 'Дядя Лоренс просто волшебник!' – и глаза её стали ещё прозрачнее, чем раньше.
– Эта проклятая бюрократическая машина скоро поглотит всех наших близких, – продолжал баронет. – Обе мои дочери за морем: Селия в Китае, флора в Индии; твой брат Хьюберт в Судане; твоя сестра Клер уедет, как только обвенчается, – Джерри Корвен получил назначение на Цейлон; Чарли Масхем, по слухам, прикомандирован к канцелярии генерал-губернатора в Кейптауне; старший сын Хилери служит в индийской гражданской администрации, младший – во флоте. Ну их всех! Ты и Джек Масхем – единственные пеликаны в моей пустыне. Конечно, остаётся ещё Майкл.
– Дядя, вы часто встречаетесь с мистером Масхемом?
– Довольно часто: либо в 'Бэртоне', либо он заходит ко мне в «Кофейню» поиграть в пикет, – мы с ним последние любители этой забавы. Но это только зимой, пока не начался сезон. Теперь я не увижу его до самого конца Ныомаркетских скачек.
– Он, наверно, замечательно разбирается в лошадях?
– Да, Динни. В остальном – нет, как все люди его типа. Лошадь – это такое животное, которое закупоривает поры нашей души, делает человека чересчур бдительным. Нужно следить не только за лошадью, но и за всеми, кто имеет к ней касательство. Как выглядит молодой Дезерт?
– Дезерт? – замялась Динни, чуть было не захваченная врасплох. – Он изжелта-тёмный. – Как пески под солнцем. Он ведь настоящий бедуин. Отец его живёт отшельником, они все немного странные. Майкл любит его, несмотря на ту историю. Это лучшее, что я могу о нём сказать.
– А что вы думаете о его стихах?
– Хаос и разлад: одной рукой творит, другой разрушает.
– Он, видимо, ещё не нашёл себе места в жизни. Глаза у него довольно красивые, вы не находите?
– Мне больше запомнился рот – нервный и горький.
– Глаза говорят о том, каков человек от природы, рот – о том, каким он стал,
– Да. Рот и брюшко.
– У него нет брюшка, – возразила Динни. – Я обратила внимание.
– Привычка питаться горстью фиников и чашкой кофе. Неправда, что арабы любят кофе. Их слабость – зелёный чай с мятой. Боже правый! Вот и твоя тётка. 'Боже правый!' относилось не к ней, а к чаю с мятой.
Леди Монт сняла свой бумажный головной убор и перевела дух.
– Тётя, милая, – взмолилась Динни, – я забыла, что у вас день рождения и не принесла подарка.
– В таком случае поцелуй меня. Я всегда говорю, Динни, что ты целуешь особенно приятно. Как ты сюда попала?
– Я приехала за покупками для Клер.
– Ты захватила с собой ночную рубашку?
– Нет.
