пальцев. Еще, еще нежнее… Я радостно вздрогнул, когда Привратник отозвался и я почувствовал это. Ему было хорошо, мне тоже. У меня появилось впечатление, что он вот-вот замурлычет, как ласковый домашний котенок. Ну же, где тебя почесать? Куда подсоединить управляющие контакты? Сюда? Кажется, да. И еще вот сюда. И сюда.
Будешь меня слушаться? Заставить тебя нельзя, я знаю, но я попытаюсь побудить тебя захотеть того же, чего хочу я. Как ты полагаешь, мне это удастся?
Я понял, что да. Как понял — не спрашивайте, все равно я не сумею объяснить, да и не нужны мне никакие объяснения. Корпорации они пригодились бы, а мне нет. Корпорация, дай ей волю, еще созовет спецов и вытрясет из меня всю подноготную на предмет составления.руководства по эксплуатации…
— Надя! — позвал я томно и нежно. Вошел в роль. — Будь добра, принеси свежий лейкопластырь, три небольших куска.
Три проволоки, идущие от моего электронного уродца, были переставлены на новые места. Пришло время испытаний и калибровки.
Схему пришлось переделывать трижды. Сначала выяснилось, что управляющий сигнал слаб, потом я долго мучился с настройкой фаз, и вдобавок оказалось, что верньеры слишком грубы, я заменил их электронным управлением, для чего спаял из «мусора» специальную схемку, и вообще намаялся изрядно. Радиостанцию «Крусаидера» пришлось-таки распотрошить. Детали не понадобились — я охотился за припоем. На все эти процедуры ушло еще пять дней. Хуже всего было то, что народу не терпелось. Я выходил из себя, орал на зевак и советчиков, гнал их взашей, щадя только Надю, но во время испытаний почти всегда кто-нибудь торчал позади меня, вглядываясь во Врата взором, полным безумной надежды. Надя, взором, полным надежды убраться с Надежды… Каламбур, сами понимаете. Песков проявлял умеренное любопытство — что ж, его звездный час еще не пробил.
Будет ему звездный час. Небо в алмазах ему будет!
К счастью, иногда я все же оставался один, используя эти минуты на всю катушку. Не все из того, что показывалось во Вратах, можно было показать остальным. До поры до времени.
На четвертый день я уже открывал Врата на Землю при каждой второй попытке. По крайней мере не было видно никаких признаков того, что это не Земля. На шестой день я заявил, что нащупал гарантированный путь, и не куда-нибудь в гренландские льды или болота Конго, а прямо в Россию, — А точность по времени? — сейчас же задал вопрос Стерляжий. — Пока плюс-минус лет четыреста. Устраивает? Меня тоже не очень, а потому разгони бездельников и уйди сам, дай работать…
Насчет временной погрешности я не врал. На вас никогда не кидались с бердышом? Ваше счастье.
Правда, и мне свезло: я успел вовремя захлопнуть Врата. Перед самым носом этих краснокафтанных ребят с пищалями, саблями, бердышами и прочими музейными ценностями. Зато воочию увидел Стрелецкую слободу, правда, всего на несколько секунд.
Гораздо чаще, однако, не было никакой временной привязки. С меня семь потов сошло, когда наконец я счел калибровку законченной. — Могу ручаться за погрешность в три года. Рискнем. — Три года! — возмутился Стерляжий. — Ты сделай три недели!
Вот так всегда — хорошо работать невыгодно. С сачка и портача спроса никакого, а из того, кто хоть что-то умеет, душу вынут: почему не сумел еще лучше? Я взорвался и наорал на своего босса: — Я три секунды сделаю, когда у меня будет нормальная аппаратура! Три миллисекунды! Я погрешность дистанции дам три миллиметра! А сейчас — три года! — Потише. Добиться большей точности сейчас нельзя? Мы можем еще подождать.. — Как долго? Минут десять? — Не ерничай. Сколько надо, столько и подождем… в границах разумного. — Да? А каковы они, эти границы? Сколько времени ты сможешь удерживать людей? До тех пор, пока они не надают тебе по морде? Или пока сюда не припрется какой-нибудь саблезубый бегемот и не потопчет всех на фиг…
Я прямо напрашивался на ссору. Но Стерляжий был готов вытерпеть от меня и не такое. Теперь курицей, несущей золотые яйца, был я. — Так ты попробуешь или нет? — Если ты так настаиваешь…
Я пробовал еще двое суток, выбирая для настоящих проб то время, когда оставался у Врат один, и с умным видом валяя дурака, когда кто-нибудь ошивался поблизости. Кое-что в настройке я действительно улучшил и вынес окончательный вердикт:
— С вероятностью девяносто процентов попадаем в шестимесячный интервал. Это предел.
На самом деле я мог ручаться за шесть недель, но предпочел об этом не трепаться. Пусть будет приятный сюрприз.
Стерляжий поморщился. Надя сияла. Аскольд изо всех сил старался принять скептический вид, но предательская улыбка так и норовила заползти к нему на лицо. Песков потирал руки и вслух мечтал о бане.
А я подумал, что можно мечтать об одном и готовиться к другому. Это даже не противоречие.
— Когда тронемся? — только и спросил я. Согласен, вопрос был дурацким. Меня не убили только потому, что были заняты: потирали немытые руки и подсигивали в предвкушении.
— Прямо сейчас, разумеется! Собираем шмотье!
Солнце взбиралось все выше, и тени укорачивались. Недолго отзеленев, жухла молодая трава. Странно и дико громоздился позади нас несуразный танк в пустынной раскраске. А прямо перед нами в поставленном на попа круге Врат лежало вспаханное поле. За ним справа синел хвойный лес, слева чернели крыши изб. Из труб вились прозрачные дымки. Желтели свежие столбы с проволокой на фарфоровых изоляторах. Кружились грачи. Тянуло желанной прохладой. — Вот моя деревня, вот мой дом родной, — пробормотал Аскольд голосом Фомы неверующего. Он предпочитал до последнего оставаться скептиком. Хорошая позиция, удобная. — Да нет же, это оно! — закричала Надя. — Смотрите! Оно! Свят!..
В порыве чувств она хотела схватить меня за руку. Я уклонился и сделал шаг к Пескову.
— Кажется, попали в точку, — сказал Стерляжий, осматривая пейзаж и стараясь сохранять подобающее боссу спокойствие.
И только Песков ничего не сказал, да и что он мог бы сказать в эту минуту? Кому? И зачем?
Он ударил Стерляжего ногой в живот, ребром ладони рубанул Аскольда по шее, отскочил и тут только выхватил пистолет, заведомо украденный у кого-то из наших раззяв. На все эти действия у него ушло секунды полторы. Я бы справился быстрее, но Берша все-таки учили кое-чему, а Пескова — нет.
Аскольд нелепо кувыркнулся. Стерляжий издал сиплый горловой звук и согнулся пополам. Он еще ничего не понял, ему было просто-напросто больно. Зато Надя поняла все и, пригвожденная ужасом к месту, смотрела на Пескова расширенными глазами.
Жить ей оставалось полсекунды; мне — чуть меньше.
Маловато. Извини, но у меня на будущее совсем другие планы…
Пистолет я выбил, конечно. Вся авантюра Пескова строилась на внезапности; моя — на внимательности. Если бы я хоть на секунду упустил Пескова из виду, мои шансы на удачу следовало бы измерять микрометром.
Теперь они были огромны, как горы.
В рукопашном бою Песков не был серьезным противником. Я подавил соблазн пройтись по болевым точкам, поймал его за руку и швырнул через плечо прямо во Врата.
Песков упал на спину и сразу вскочил. Оскалился, поняв, что не успеет раньше меня схватить колобок и закрыть Врата с той стороны, оставив нас прозябать на Надежде. Честное слово, он посмотрел на меня с немым укором в глазах: как же так, ведь несправедливо же!.. Но в следующую секунду он уже бежал по пашне к лесу, правильно понимая, что спасение теперь приходится искать в хорошей работе ножных мышц. Лес был чуточку ближе деревни.
Стерляжий взревел так, как ревет от боли и ярости медведь, угодивший лапой в капкан, и полез в танк. «Зря!» — крикнул я ему, но Стерляжий не услышал. Я мог только догадываться, какую бурю чувств он испытывал в этот миг, — меня никогда не предавал близкий друг. У меня его просто не было. Не выдумали его конструкторы личности Свята Горелкина, не заложил его в проект скотина Бербиков. Была толпа приятелей, но это же несерьезно…
Боль и ярость! И ярости было больше.
