Судьба Цезаря решилась сразу же, как мы вплыли в лесные стены, и решилась пока положительно: на незатопленном пятачке высокого некогда берега спасались от наводнения два зайца. Один от нас удрал, храбро бросившись вплавь, второго Коля умертвил ножом. При этом некоторые отвернулись, но никто не протестовал против убийства зверька: животы подвело у всех.
Хорошо зайцам, когда дед Мазай сыт и добродушен…
– А это что? – показал Викентий, когда зайца еще не успели толком освежевать.
В полузатопленных кустах, приплыв неведомо откуда, застрял мертвый кабан. Матерый секач с клыками длиной в пядь, сильный и опасный зверь, пугало раззяв-грибников, вожак свинячьего стада и неутомимый производитель полосатых поросят, попросту утонул. Отрезанный половодьем, он спокойно ждал, когда вода схлынет, потому что знал, что она должна схлынуть рано или поздно. Так было всегда, каждую весну, так будет и сейчас… Потом он поплыл. Он умел плавать, и он плыл, сколько мог, кружа между деревьями, негодующе хрюкая, пытаясь забраться на наклонные стволы и коряги, но копыта соскальзывали и нигде не доставали –до дна. и тогда, прежде чем окончательно обессилеть и захлебнуться, впервые в жизни громадный секач захрюкал не грозно, а жалобно…
А потом вода повлекла труп и, как бы в насмешку, вынесла его на мелководье, прибив к кустам на вершине затопленного холма. Окажись зверь тут с самого начала, он был бы еще жив.
Я зачалил плот за куст, и Коля с Феликсом спрыгнули за борт. Глубины тут не было и по пояс.
– Не тухлый, едреныть? – с жадным интересом спросил Матвеич.
– Вроде нет… Да помогите, вы! Промокнуть боитесь? Вода была еще холодная, купаться в такой я бы не стал. Зато и туша вепря не разила тухлятиной, во всяком случае, если не слишком принюхиваться. Просто замечательный свин, подарок судьбы, а если его мясо засолить… то есть закоптить, потому что соли у нас почти не осталось, то бульдог останется в неприкосновенности еще дней десять, если не больше…
Ну и что потом?.. Я старался не думать об этом, пока мы, надрываясь, втягивали тушу на плот, пока мы разделывали ее (та еще работенка – попробуйте прорезать кабанью шкуру затупившимся ножом, а я на вас посмотрю), пока спешно варили зайца и алчно насыщались, а вот когда над кирпичным очагом в облаке едкого ольхового дыма повис на палке первый шмат свинины, давить Мысли о будущем стало невмоготу. И не только мне.
Плот медленно плыл в лесном коридоре, парус мы спустили и, отдавшись течению, лишь подгребали на поворотах, чтобы не въехать в древостой. Коля меланхолически достругивал последнее весло. А лес поражал своей низкорослостью. Подплыв к иным елкам, можно было без труда потрогать их верхушки. На одной, деловито луща шишку, сидела серо-рыжая облезлая белка, но мы, сочтя ее слишком ничтожной едой, проплыли мимо. Чао, зверушка, повезло тебе, что у нас есть кабан…
– Виталий, простите, – сипло подала голос Надежда Николаевна и откашлялась. – Вы можете позвонить куда-нибудь?
– Нет.
– А ваш мобильник?
Я покачал головой. Мне самому безумно хотелось дозвониться хоть куда-нибудь, попытаться узнать, что вообще происходит? Везде ли так, как у нас? И какого черта? И кто виноват? И доколе?.. Пытка неизвестностью – скверная пытка. Но мобильник разряжен, а подзарядить его, скажем, от ноутбука мне вряд ли удастся: и напряжение не то, и разводка по контактам разъемов мне неизвестна, и из проводников электричества свободен только ржавый лом – весь провод ушел на ванты. А главное, нет во мне веры в то, что хотя бы одни сотовый ретранслятор в округе еще работает, – наоборот, есть твердая убежденность в противном.
– Молчит мобильник, – сказал я. – Выбросить его, что ли? Не знаю.
– Ты лучше свой ноутбук выброси, – проворчал Феликс. Он был отчасти прав. Самые бесполезные вещи на плоту – мой ноутбук и мой мобильник. Жалко швырнуть их за борт в набежавшую волну, вот и едут. Ноутбук даже может принести пользу: на нем удобно сидеть и подгребать им тоже, наверное, можно, если вдруг не хватит четырех весел. Разве это менее достойное занятие, чем печатать на нем всякие слова о Перееханном Дрезиной?
– Рационалист ты, –укоризненно сказал я Феликсу. – Нет в тебе никакой романтики. Ты когда- нибудь компьютером греб?
– Нет и не хочу, – буркнул он, – У нас досок сколько угодно.
– Вот я и говорю: рационалист, скучно с тобой…
– Скучно, так не слушай, – озлобился Феликс, не приняв шутки, и я понял, что он, работая как вол, выложился полностью. – Вот что: надо оставить двоих на вахте, а остальным – спать.
– И видеть сны о пустыне безводной, – пробурчал я, тоже злясь.
– Послушайте! – в отчаянии вскрикнула Надежда Николаевна. – Нельзя же так! Нет, я не вам, Виталий, я всем говорю! Нельзя же вот так просто плыть неизвестно куда…
– Почему это неизвестно? – пробормотал я. – Мария Ивановна, дайте, пожалуйста, справку: Радожка впадает сразу в Волгу или сначала куда-то еще? ,
– Сразу в Волгу.
– Вот видите, кое-что уже прояснилось. А Волга впадает в Каспийское море, это я вам авторитетно заявляю… если только Каспийское море уже не слилось с Черным через… какую там, не помню, впадину? Но тогда оно будет Черно-каспийским, только и всего.
– Прекратите издеваться! – закричала Надежда Николаевна. – Я просто хочу знать, когда все это кончится!..
– Никогда, – хрипло булькнул Леня.
– Я серьезно!
– Видите ли, Надежда Николаевна, – со вздохом проговорила Мария Ивановна, – я думаю, что Леонид прав… по крайней мере отчасти. Боюсь, что отчасти прав был и покойный Борис Семенович. Насчет всесильных древнейших аборигенов Земли, живущих в мантии, я думаю, он переборщил, не могу я себе такого представить, но где-то они должны быть, это просто напрашивается. Пусть не в мантии, но…
– В параллельном пространстве, – объяснил Викентий, с алчным урчанием догладывая мелкий заячий мосол. – Или в микромире,
– Может быть… Викентий, не хлюпай!.. Может быть. Не знаю, честно говоря, где их искать, этих подлинных хозяев Земли, но ясно, что человечество успело изрядно им досадить… Вот нас и гонят отсюда – а как нас выгнать? Создать такие условия существования, в которых мы не сможем жить, вот и все. Нас просто гонят, хотя могли бы прихлопнуть разом, как мух. Для тех, кто может извлечь из земной коры всю воду и излить ее на поверхность, расправиться с нами не проблема. Наверное, как раз поубивать нас им было бы проще… Но это не убийство, совсем нет. Это вытеснение.
– Ну и куда же мы вытеснимся?! – почти крикнула Надежда Николаевна. В ее глазах за огромными очками дрожали слезы.
Мария Ивановна развела руками.
– Боюсь, что никуда. Но разве мы сами не виноваты? Да, с их точки зрения, мы пришельцы, потому что со своим домом так не обращаются… Собственно, это очень логичная точка зрения. И разве нас не предупреждали? Я слышала, как некоторые из нас бредили во сне… всем снится примерно одно и то же: все очень плохо, а будет еще хуже. Разве не так? Мне тоже снится. А некоторые люди, скажем, тот же Борис Семенович, чувствовали это значительно сильнее нас. Психологическое давление, понимаете? Конечно, это не более чем гипотеза, но если она верна, то что получается? В какой-то мере хозяева даже любезны, они помогают нам осознать, что лучший для нас выход– убраться с Земли восвояси. Убраться-то нам некуда, но они этого не знают. Вероятно, они более высокого мнения о развитии человечества, о его разуме, если считают, что мы можем без особого труда покинуть их планету…
– Право руля! – ни с того ни с сего заорал вдруг Феликс в, когда: мы, спохватившись, суетливо отгребли на стрежень, со злостью посоветовал нам поменьше дискутировать и побольше смотреть по сторонам, пока он, Феликс, всхрапнет минут двести, потому что потусторонние диспуты ему в данный момент неинтересны.
– Земля будет пуста и безлюдна, и дух Божий будет носиться над водами, – голосом, полным высокой скорби, произнесла Милена Федуловна.
