Иржи Грошек
Реставрация обеда
образ
«Кто это днем – шатается на своих двоих?» –
Боги, не гневайтесь на меня все сразу – станьте в очередь. Неприятности должны следовать одна за другой, как левая нога чередуется с правой. Как буквы составляют слово. Как волны накатывают на берег. Как предложение следует за предложением. Поэтому, бога, не торопитесь – грехов у меня на всех хватит.
Начнем хотя бы со следующего эпизода… В тот день я рассматривал два папируса и размышлял, куда бы присобачить им лапки, в виде прологов и эпилогов. Папирусы, словно пожеванные крокодилами, я выкупил у торговца петрушкой на городском рынке. Этот зеленщик отмечал на оборотной стороне древних манускриптов, сколько пучков травы он продал сегодня и почем. «Палка, тире, две палки» – что в переводе с аграрного означало: «За один пучок петрушки получено две монеты». Как говорит Гиппократ, если общаешься с идиотами – будь проще. Я тут же нагреб из петрушки немилый такой стожок и потребовал его упаковать… От этого простого требования мой зеленщик пришел в полнейшее замешательство. Во-первых, он никак не мог уразуметь – за каким дьяволом мне понадобилось такое количество петрушки. А во-вторых, зеленщик не решался расстаться с корзиной, в которой таскал свой товар на рынок. О папирусе как упаковочном материале он и не подумал.
– А почем нынче петрушка? – засомневался зеленщик, предполагая, что продешевил.
Он принялся озираться по сторонам и шлепать губами, призывая на подмогу сотоварищей- зеленщиков, да тщетно. Никто не обращал на него внимания.
– Эх, – посетовал зеленщик и попытался улизнуть от меня в потусторонний мир, то есть – впасть в прострацию и от души почесать свой затылок.
– Петрушку в таком количестве можно унести, обернув папирусом, – намекнул я.
Зеленщик остановился на полдороге в абсурд и завис – с рукою у затылка. О чем-то поразмыслил, сделал ход конем и свернул к идиотизму:
– Обернуть, конечно, можно… – зеленщик принялся скрести свой затылок с остервенением, – но тут содержатся ценные записи. Бухгалтерского характера, – добавил он и воздел палец к небу.
Я проклял Юпитера-громовержца, проклял Венеру любвеобильную, проклял Меркурия- овощеторговца и стал проклинать зеленщика… Польщенный такими сравнениями, простой сельский труженик тут же завернул мне петрушку в папирус. И незамедлительно вытащил из корзины второй манускрипт – со свежим укропом. Далее зеленщик был подвергнут тщательному обыску и допросу. Где, при каких обстоятельствах и на каком огороде он выращивает такие дивные папирусы? Но ничего вразумительного от него не удалось услышать, кроме истории о прилежном ученике.
«Один школяр отправил своему учителю богатый по виду подарок – в четырех мешках. Со всеми дорожными приключениями груз прибыл на родину педагога, в славный город Афины. Почтенный учитель поспешил за подарками в порт и одиннадцать олимпийских стадиев тащил эту кладь до своего дома, пуская слезу от натуги и умиления. Каково же было изумление старика, когда вместо заморских сладостей он обнаружил в мешках только рукописи своего ученика. „Во имя Аида, недоумок! – воскликнул учитель. – Зачем ты прислал мне столько пергаментов, исписанных мелким почерком?!!' На что последовал ответ в сопроводительной записке: „О, дорогой мой учитель! Долгих лет Тебе жизни! В этих мешках содержится поток сознания, пробужденный Твоими лекциями. Не сочти за труд, дорогой учитель, выбери пару страниц, достойных к опубликованию. И да пребудет дом Твой в радости и благополучии!' Учителя тут же разбил паралич».
– Отсюда диагноз, – сказал зеленщик, – нечего кого ни попадя обучать грамоте! А эти папирусы я подобрал на рынке и не имею понятия, о чем там написано. Меньше знаешь – лучше спишь.
Зеленщик неодобрительно посмотрел на меня, вытряхнул из корзины мусор и удалился в сельскую местность. Я же, весьма довольный и раскидывая по дороге зелень, поспешил к себе домой, где незамедлительно приступил к изучению папирусов. Очистил от земли, разгладил по всей длине и с возмущением констатировал, что некогда эти папирусы составляли единое целое, в виде письма неизвестного автора неизвестному адресату. Середина была утрачена, сгинула на рынке, канула в Стиксе. Еще через некоторое время, путем перекладывания папирусов слева направо и справа налево, у меня образовался некий текст с большим оврагом посередине.
я приеду к тебе на обед <…> но и тут – в меру
хочу тебе рассказать <…>
об одном литераторе <…> он был завален
по стилю <…> как обычно
литератору приснилось <…> в ночной тиши
ящик со свитками <…> представилось ему
вошел Нерон <…> вынул первую книгу
уселся на ложе <…> дочитал до конца
то же самое сделал <…>
со второй и третьей <…> а затем ушел
литератор <…>
истолковал это так <…> писание его закончится
в нашем обеде пусть <…>
все будет в меру <…> время, за ним проведенное
В подобном виде этот текст никуда не годился. Поэтому, не долго думая, я разыскал среди свитков, которые пылились у меня на полках, подходящий по формату огрызок, вставил его в середину и стал приклеивать – одно к другому. Как оказалось, новый фрагмент был из «Милетских историй», что тоже, знаете ли, не подарок для непорочной девушки… И тем не менее огрызок из «историй» подходил к моим папирусам не только по формату, но и по почерку.
Я провозился над этой компиляцией часа два, покряхтывая от удовольствия, и в результате получился целиковый манускрипт, вполне пригодный для продажи. Вычитая – клейстер на ласточкином помете, копну петрушки и стожок укропа, – я надеялся остаться при неплохом наваре. Что же касается самого текста, теперь он выглядел так:
– «Я приеду к тебе на обед,
