Шли цепью, шумя кустами и ветками, тревожно перекликаясь.
Тихо и пусто в жёлтом, осеннем лесу.
Где-то завыла охотничья собака. Задыхаясь, все бежали на этот страшный, протяжный вой, раздвигая кусты. Вот…
Мешок, рассыпанные ягоды. И кровь на жёлтых листьях.
Павел лежал на них, разбросив руки. В отдалении, зарывшись лицом в валежник, лежал маленький Федя.
В суровом молчании несли люди в Герасимовку тела убитых. И только одна девочка в красном галстуке плакала навзрыд и кричала:
— Это Данилка!.. Он всегда Паше проходу не давал!..
Пошли с обыском в избу деда Серёги, нашли под крыльцом нож и Данилкину рубашку в крови.
— Не я это!.. — заикаясь, завопил Данила. — Дед Серёга и Арсений Игнатьевич научили… Арсений Игнатьевич деньги обещал дать…
Привели бледного Кулуканова. Одёргивая дрожащими руками поддёвку и презрительно глядя на деда и Данилу, Кулуканов проговорил в тишине:
— Не так сработали… Нужно было бы в болото под колоду… Тогда бы ворону костей не сыскать!
…Целую неделю шёл снег, заметая лес и деревню.
Ветер стучал калиткой, шипел в трубе. Татьяна не слышала его. Металась в постели, и губы шептали в бреду:
— Дети… Паша… Федя…
У постели по очереди дежурили соседки, ухаживали за Романом. В избе было тепло, пахло лекарством.
Наконец Татьяна открыла глаза. Над ней кто-то заботливо склонялся, укутывая одеялом. Она приподняла голову, спросила:
— Какой месяц?
— Декабрь.
Она помолчала.
— А что… сделали тем?.. Убийцам?..
— Их больше нет, Таня…
Татьяна встала, прошла по избе. Роман спал, посапывая.
Она подошла к окну, за которым голубел в сумерках снег. Наискось от окна стоит высокий дом с резными воротами. Там жил Кулуканов.
Татьяна всматривалась затуманенными глазами в красную вывеску над воротами, разбирала по слогам:
«Правление колхоза имени Павлика Морозова».
Глаза заволокло темнотой, не вскрикнув, она тяжело упала на пол.
В январе ей стало лучше. И однажды в яркий морозный день к ней пришли школьники. Они входили в избу, окружённые холодом и паром, тихие и торжественные.
Среди них стояла учительница, молоденькая, ласковая, взволнованная.
Один из мальчиков приблизился к матери и, глотнув воздуха, тихо проговорил:
— Тётя Таня… Мы… мы… это самое… Больше он ничего не мог сказать…
Потом заговорила Зоя Александровна. Торопясь и сбиваясь, учительница рассказала о том, что дорогое имя пионера Павлика Морозова стало известно всей стране и что Советское правительство постановило соорудить ему памятник в Москве. И она, мать, не осталась забытой в своём горе, правительство назначило ей пожизненную персональную пенсию. А комсомольцы Крыма предлагают ей поселиться в солнечном Крыму, чтобы поправить своё здоровье.
Мать не слышала её слов. Она смотрела в озабоченные и родные лица всех этих умолкнувших ребят, и ей вдруг захотелось прижать их всех к своему сердцу.
Учительница, всё больше волнуясь, говорила о гордости за Герасимову, в которой вырос такой отважный мальчик, о том, что миллионы советских ребят всегда будут стремиться быть такими же честными и преданными сынами Родины.
Мать машинально повторила это слово:
— Сынами…
Она горячо задышала, сделала к ним шаг, протягивая дрожащие руки:
— Ребятишки… Родные мои… Сыны мои…
Юному герою, мужественному борцу за колхозную деревню Павлику Морозову поставлены памятники в Москве, на Красной Пресне, где был создан один из первых пионерских отрядов страны; в родном селе Герасимовке, вблизи Донской школы; в Труковском районе Ставропольского края.
Имя отважного пионера занесено в Книгу почёта Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина.
Многим пионерским отрядам, дружинам, школам, Домам пионеров, детским клубам, пионерским лагерям, улицам в городах нашей Родины присвоено имя Павлика Морозова.
Постановлением Совета Министров РСФСР одному из кораблей Советского флота присвоено имя Павлика Морозова.
