Телефон телефоном, а рассольник сам по себе.
— Хватит добавок, — решительно сказала мама. — Отцу оставьте. Я ему на неделю сварила.
— А что тут оставлять? — Алешка разочарованно заглянул в кастрюлю. — Кто-то все съел. И этот кто- то — не я. Хотя я этого достоин.
— Хорош был рассольник, — сказал папа.
— И очень полезный, — добавил Алешка. — Помогает печени утром, днем и вечером.
Мама сердито покосилась на телевизор.
Глава II. БАБУШКА СКАЧЕТ!
Ближе к вечеру наш поезд остановился на нужной нам станции. Она была маленькая и какая-то одинокая. Вокруг нее почти ничего не было. Только густая зеленая степь и дальний зеленый лесок. И узкая дорога, по которой лихо скакал маленький всадник на вороном коне. Или на борзом, я в них не очень разбираюсь. Это Алешка у нас специалист по лошадям и собакам.
Кстати, название станции я вам не скажу. В свое время вы поймете — почему. Намекну только: не пытайтесь повторить.
И здесь, на этой станции, было очень безлюдно. Когда поезд на минутку остановился, на платформу спрыгнули только мы с мамой. И наши вещи. И больше никого кругом не было. Только возле здания вокзала зачем-то глодала зеленую скамейку драная лохматая коза. С бородой и рогами. Мы вертели своими головами во все стороны — где же наша бабушка, лошадиный зоотехник? Она же обещала нас встретить.
— Мамочка! — вдруг радостно закричала наша мама и даже подпрыгнула на месте.
Мы опять огляделись по сторонам — никаких мамочек. Только лохматая коза подняла голову и заблеяла, очень похоже передразнив нашу маму. Алешка удивленно уставился на козу и тихонько проворчал:
— Что-то не похожа она на нашу бабушку.
Я хихикнул и спросил:
— А ты ее видел, нашу бабушку?
Я ведь тоже ее толком не видел. Мамина мамочка, то есть наша бабушка, появилась в нашем доме всего два раза — когда я родился и когда родился Алешка. А в остальное время она звонила по телефону и присылала нам гостинцы. В основном это были старые лошадиные подковы, на счастье. Все равно их девать некуда, объясняла бабушка. В нашей квартире эти подковы прибиты над каждой дверью, на счастье. А потом мы даже стали отдавать их тете Зине — выбросить жалко, а девать некуда, все двери уже заняты.
В общем, бабушку мы знали только по лошадиным подковам и по ее старой фотографии, на которой она была снята в молодости — в шляпке и под ручку с дедушкой. Дело в том, что мамина мама, наша бабушка, очень занятой человек. Она не просто зоотехник — она профессор по лошадям. И заслуженный деятель науки. И у нее есть за ее заслуги ордена и медали. Потому что наша бабушка все последние годы отдавала все свои последние силы восстановлению былой славы российского коневодства. Непонятно только — куда девалась эта былая слава? И зачем было ее терять? Чтобы потом восстанавливать?
— Мамочка! — опять закричала наша мама и замахала кому-то обеими руками. Но точно — не козе.
Мы с Алешкой переглянулись, пожали плечами — никакой бабушки и никакой мамочки ни вблизи, ни вдали не было. Только из-за вокзального здания вылетел на борзом вороном коне худенький пацан в жокейском наряде. Наверное, еще один какой-то неизвестный нам бабушкин внук.
Но тут этот самый внук ловко соскочил с лошади еще на скаку, забросил повод на ветку дерева и… оказался все-таки не внуком, а нашей бабушкой. Это была такая из себя, как шепнул мне Алешка, молодая старушка. Худенькая, легкая, с короткой седой стрижкой. У нее были озорные молодые глаза и много белых зубов. Постукивая себя по сапогу стеком (тросточка такая, с петелькой на конце), сдвинув на затылок цветную жокейскую шапочку с козырьком, она шла нам навстречу по платформе и весело улыбалась.
— Приехали? — спросила бабушка, расцеловываясь со своей дочкой. И кивнула на нас: — А они здорово выросли, настоящие жеребята. Особенно этот, — она ткнула в мою сторону стеком, — старший. Я ведь его помню вот таким. — Бабушка не широко развела руки в перчатках, показывая мой давний размер. Примерно с небольшую селедку. — А меньшой, тот вообще пешком под стол ходил.
— Мамуля, — засмеялась счастливая встречей мама, — Алешка тогда вообще еще не ходил.
— И правильно! — бабушка рубанула воздух стеком, как саблей. — Молодец! Наша порода! Больно надо нам под стол ходить. Да еще пешком.
— Конечно, — согласился Алешка, — под стол лучше на лошади.
Бабушка рассмеялась. У нее были такие же голубые глаза, как у Алешки.
— Он всегда такой ехидный? — спросила она маму и, не дожидаясь ответа, спросила Алешку: — А ты лошадь-то видел, вживую? Или только на картинках?
— Я и на картинках-то лошадей не видел, — лукаво усмехнулся Алешка.
— Пойдем, посмотришь. — Бабушка подхватила мамин чемодан, и мы пошли к вокзалу.
Алешка, конечно, немного вредничал. Лошадей он видел не только на картинках. Возле нашей школы одно время была небольшая конюшня. Там держали верховых лошадей для конных прогулок в парке. Алешка быстренько подружился со всеми конюхами и со всеми лошадьми и «обаял», как она сама говорила, тренера Люсю.
Алешка помогал ухаживать за лошадьми, чистил, засыпал корм, поил. А ездил верхом почище самой Люси. Я думаю, лошадям очень нравилось катать его на своей спине — он невесомый и добрый. Он ни одной лошади никогда не сказал грубости. И они отвечали ему тем же. Они его носили на себе бережно и с удовольствием. Но бабушка-то этого не знала. Она думала, что Алешка — дитя городского асфальта и может ездить только на метро и на велосипеде в крайнем случае.
— Вот моя Принцесса Галльская, — гордо сказала бабушка, снимая с ветки повод. — Красавица?
— Ничего себе, — согласился Алешка. А Принцесса покосилась на него и ничего не сказала. — Я и не знал, что лошади такие большие! А это у нее копыта, да? А эта прическа не шее — грива? Ну, это хвост, я знаю. Я бы на ней прокатился.
— Давно не падал с высоты? — усмехнулась бабушка.
— Ни разу, — признался Алешка, продолжая валять дурака, — только вот эти штуки, — он указал на стремена, — эти железяки нужно повыше сделать.
И не успела бабушка открыть рот, как Алешка укоротил стремена под свой рост, я подставил ему руку, и он взлетел в седло. Бабушка ахнула. Принцесса затопталась на месте, грациозно переставляя тонкие изящные ноги, звонко стуча подковами по асфальту.
— Убьешься! — ахнула бабушка.
— Не дождетесь! — крикнул Алешка и, почти улегшись на лошадиную шею грудью, поднял Принцессу на дыбы. Это было жутко красиво. Жутко и красиво.
Принцесса его прекрасно поняла, сделала длинный скачок и, звеня копытами, помчалась вдоль вокзальной площади, перемахнула зеленую скамейку — коза шарахнулась и ошалело уставилась ей вслед. И мы тоже.
— Он всегда такой вредный? — выдохнула бабушка.
— Нет, — успокоила ее мама, — только до обеда.
— Тогда поехали скорей обедать. А то я от него уже устала. Я даже стала его побаиваться.
— Мы все его боимся, — вздохнула мама.
Алешка осадил лошадь прямо возле нас — мы едва не разбежались в стороны. Принцесса стала кивать своей красивой растрепанной головой и бить правой ногой в асфальт — аж искры из-под подковы летели. Ей, видно, здорово понравилось скакать с Алешкой на спине. Ведь наверняка бабушка не давала ей гонять по платформе. Кто знает: может, каждая лошадь об этом мечтает. Только не говорит.
