Заключительному.
Заключительный обряд оказался достаточно трудоемким и прозаичным. Временами, несмотря на торжественность момента, Кирилл ощущал какое-то, близкое к омерзению, внутреннее содрогание.
Фальк по каким-то приметам, понятным только ему одному, выбирал нужный ствол, и они вместе устанавливали близ него стремянку. Затем возвращались к кару, чтобы взять очередные два-три «куля», относили их к стволам, и Кирилл забирался наверх, по пояс уходя в сплетение голых сухих ветвей кроны. Фальк подавал ему снизу «куль», а Кирилл крепил его в обозначенной желтым флюоресцирующим пятном (он так и не понял — специально поставленным или естественным) развилке.
В этих развилках, аккуратным венчиком вокруг желтого пятна, дерево загодя своеобразной розеткой выбросило из себя тонкие, робкие на вид побеги — то ли лианы, то ли щупальца, вяло обвисавшие к земле. Но оказались они прочными, словно внутри них пролегали стальные тросики. Именно этими зеленовато- серыми канатиками и надо было укреплять коконы в кроне.
Сначала Кирилл никак не мог приспособить их на поверхности коконов, но потом сообразил, для чего на «щупальцах» растут изощренной, садистской какой-то выделки крючочки, и стал смело вонзать их в серый, шероховатый пергамент «кулей». При этом, однако, его не покидало чувство совершаемого святотатства, причинения боли… Бросив взгляд на один из уже подвешенных коконов, он с ужасом понял: побеги-щупальца, не мешкая, начинали свою похоронную работу. На глазах наливаясь тугим соком, они сжимали, стискивали в своих сладострастных объятиях, врастали в воплотившие в себе саму смерть коконы… Те из них, что висели еще в бездействии, теперь тоже — медленно, с хищной неторопливостью минутной стрелки часов — начали напрягаться, образуя неподвижно-стремительный изгиб, направляющий их к этим новым, жутким плодам, появившимся по соседству с ними. И когда, влезая очередной раз по ступеням стремянки, Кирилл ощутил неожиданное прикосновение холодного, упругого «щупальца» к лицу, он невольно отшатнулся, едва не потеряв равновесие…
Фальк никак не реагировал на все это, наблюдая за новичком с горьковатой усмешкой.
— Ну вот… — облегченно вздохнул он, когда последний «куль» занял свое место в простирающейся над ними кроне. — Пройдемся немного. Сейчас они, — он кивнул в сторону неподвижно застывшей на опушке пары наблюдателей, — поднесут нам по чарке и все: «комм нах хаузе»… Лесенку не забудь погрузить — идиотский порядок: ее бы здесь и хранить — у меня тут домишко просторный… Осторожно…
Он удержал Кирилла — тот чуть не ступил в странноватое — черное, словно выгоревшее — неправильной формы кольцо, сотканное из непонятного тлена, на палой листве под ногами. Еще несколько таких колец можно было заметить тут и там — если присмотреться. Фальк и сам отступил на шаг. Потом машинально поднял взгляд на крону над головой. Следуя за этим взглядом, Кирилл тоже запрокинул голову — посмотреть, что там — вверху. Дерево, под которым они стояли, было, судя по сделанной на стволе отметине, из тех, которые приняли свой страшноватый груз где-то с месяц назад. Теперь там — в развилках ветвей-сучьев этой части рощи — не было ни одного «куля». Вместо них из бывших «розеток», окаймленных иссохшими остатками лиан-щупалец, стремились к небу новые, молодые ветви.
— Это… — Кирилл кивнул под ноги. — Это — все, что от них остается?
Фальк бросил на него косой взгляд.
— М-да… В некотором смысле это то, что остается от них… Здесь работал еще твой предшественник… Смышленый малый. Очень.
«Господи… — подумал Кирилл. — Вот, значит, как… Вот что суждено каждому из них… Стать деревом. Его плотью… Как там — у кого-то из старых авторов — про человека, которого заживо поедает крокодил: „…живою плотью в живую же могилу уходя“…» Его замутило.
Где-то высоко — за кроной рощи — в небе перекликались Ангелы — бестолково и красиво.
— Ну и как тебе нравится здесь работать? — спросил Кирилла Фальк как-то в их третий или четвертый приезд в рощу.
Особого желания говорить об этой работе у Кирилла не было. Особенно в этом зыбком, тревожном месте. Он хмуро продолжал прилаживать тяжеленные «кули» к развилкам-розеткам, уже привычно забрасывая их через плечо, когда приходилось перетаскивать стремянку с места на место, и не обращая внимания на неподвижных и безмолвных наблюдателей. Трепетный шорох, пронизывающий рощу, неприятной дрожью проникал в него самого, не давал сосредоточиться… «Иудино дерево», — вспомнил он еще раз.
— Да так — жалко их… — пожал он плечами, разглядывая крону над головой.
Он заметил, что черешки «розеток», к которым он приторачивал привезенные в прошлые заезды «кули», уже тоже — как и лианы-щупальца — проросли в них, набухли, наполнились соками. Его передернуло.
— «Жалко»… — Фальк усмехнулся. — Ты — дозреваешь… Я вижу, тебе уже не очень нужен «Калашников»?..
— Зачем на них «Калашников»? — Кирилл пожал плечами. — Им и так — конец. Уже, наверное, скоро… Я раньше все думал, почему их мало так, почти нигде нет? А теперь — все ясно… Да ведь вся эта Инферна — один сплошной хоспис… Вся их структура только на нас — наемниках и держится… На Диаспоре. На людях и сукку… Только что…
— Только — что? — чуть вопрошающим, ироничным эхом отозвался Фальк.
— Только что же это получается?.. — Кирилл, стоя на стремянке, взглянул на Фалька сверху вниз, словно удивленная птица. — Мы… Мы поддерживаем структуру Инферны. Уже мы, а не они сами! Мы — люди! Те самые люди, чью планету они превратили в колонию! В сырьевой придаток!.. Их самих скоро вообще не станет, а машина эта будет продолжать крутиться… Работать против Земли, против людей, что остались там… Против наших же отцов, матерей, детей…
Фальк косо улыбнулся.
— Не торопись заглядывать вперед… У нас и самих не все в порядке… с совестью… Конечно, они нам — «компьюспид», так ведь и мы им…
Кирилл стиснул зубы — болезненная, давно выталкиваемая им из мозга догадка вернулась к нему.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать — вспомни, что вез кораблик, на котором ты прибыл в этот рай? И еще — где ты видел или слышал, чтобы «пепел» производили в пределах Инферны?
— Это… — Кирилл словно поперхнулся. — Об этом здесь не говорят ничего — совсем ничего…
— Об этом ничего не говорят среди людей, мой мальчик, — почти ласково улыбнулся ему снизу — от подножия ствола — Фальк. — А вот если бы ты побольше говорил со своими пациентами… Они, знаешь, становятся весьма разговорчивы на одной из стадий… Для них это вовсе не секрет. А для Фронды — в ее нынешнем положении — считай, великое благо… Уже второе поколение людей там живет на доходы от контрабанды «пепла»… Вот так-то. Они разрушили нас, мы — их. Вот такой межцивилизационный контакт вышел…
— Подло все это… — глухо сказал Кирилл и, как-то неловко горбясь, стал спускаться с лестницы. — Но почему они не сопротивляются? Они же ведь понимают… Должны понимать…
— Понимают. Они и вправду все понимают… — Фальк горьковато усмехнулся. — И ты скоро поймешь… Теперь ты узнал почти все необходимое, чтобы понять… Точнее — увидел. Но, знаешь, говорят так: «Когда в голове нет мыслей, глаза не видят фактов»… Твой предшественник был сообразительнее… Ну, впрочем, и ты дозреваешь… У тебя сейчас будет время заехать сюда не по службе, а так просто — недели через три… В сезон Ангелов. Когда точно — я тебе звякну. Только приезжай до рассвета — как на рыбалку…
Он помолчал немного.
— Вот что… Пора мне поговорить с господином федеральным следователем серьезно. На прощание. Пригласи его в рощу — вместе с собой. Устроим небольшой э-э… пикник. В честь, так сказать, вашего посвящения. Пусть захватит что-нибудь в этом смысле… И еще пусть обязательно не забудет корм для Ангелов! Большую пачку. Пусть приедет — и увидит. И ты увидишь…
