Софи принялась рассказывать о доме подробнее. Я молчал, но лишь отчасти из-за того, что не знал, как отвечать. Дело было в том, что, пока мы тут сидели вместе, лицо Софи становилось мне все более и более знакомым: у меня даже появилось чувство, будто я смутно припоминаю какие-то давние толки о покупке подобного дома где-нибудь в лесу. Лицо мое, должно быть, тем временем вытянулось, потому что Софи вдруг осеклась и произнесла другим, слегка настороженным голосом:
– Извини за последний звонок. Надеюсь, ты на меня больше не дуешься?
– Дуюсь? Ничуть.
– Я только и думала что о доме. Лучше, конечно, было промолчать. В конце концов, можно ли сейчас чувствовать себя уютно как дома? Разве это дом? С этакой-то кухней! Я так долго старалась хоть что-то для нас подыскать.
Софи пустилась в рассуждения о доме. Слушая ее, я пытался восстановить в памяти обрывки упомянутого ею телефонного разговора. Наконец в голове у меня слабо забрезжило воспоминание о том, как звучал по проводу тот же. самый голос – и не столь давно – но звучал жестче, суровей. Мне почудилось, будто в памяти моей даже всплыла фраза, которую я выкрикивал в трубку: «Ты живешь в крохотном мирке!» Софи не унималась, и я продолжал с презрением повторять: «В крохотном! Ты живешь в крохотном мирке!» Однако, как ни огорчительно, прочее содержание разговора оставалось как в тумане.
Быть может, пытаясь толком расшевелить свою память, я вгляделся в Софи слишком пристально – и она смущенно спросила:
– Тебе кажется, я растолстела?
– Нет-нет! – Я со смехом отвел от нее глаза. – Выглядишь ты чудесно.
Мне пришла мысль, что я до сих пор не сказал Софи ни слова о ее отце, – и опять стал придумывать, с чего бы начать. Но тут что-то ударилось о спинку моего кресла сзади – Борис вернулся.
Мальчик бегал вокруг нашего стола, пиная пустую картонную коробку, точно это был футбольный мяч. Заметив, что я за ним наблюдаю, он перебросил коробку с одной ноги на другую, потом сильным ударом направил ее между ножек моего кресла.
– Номер Девять! – вскричал он, вскинув руки. – Великолепный гол забил Номер Девять!
– Борис, – сказал я, – не лучше ли кинуть эту коробку в мусорный бак?
– Когда же мы отправимся? – Борис повернулся ко мне. – А то опоздаем. Скоро стемнеет.
Оглядевшись, я и в самом деле увидел, что солнце над площадью начинает скрываться и что многие столики уже опустели.
– Прости, Борис. Что ты собираешься делать?
– Скорее же! – Он дернул меня за руку. – Так мы никогда туда не попадем!
– Куда это Борис стремится попасть? – тихонько спросил я у его матери.
– Конечно же в парк с качелями! – Софи вздохнула и поднялась с места. – Он намерен продемонстрировать тебе свои успехи.
Мне не оставалось ничего другого, как тоже подняться со стула, – и через минуту мы втроем уже пересекали площадь.
– Итак, – сказал я Борису, как только он примерился к моему шагу, – ты собираешься мне кое-что показать.
– Когда мы ходили туда раньше, – заговорил Борис, беря меня за руку, – там был один мальчик, больше меня, – так он даже торпеду не умел делать! Мама считает, он по крайней мере на два года меня старше. Я ему раз пять показывал, как это делается, но он все равно очень боится. Он все время карабкался наверх, а прыгнуть так и не смог!
– Вот как. А ты, конечно же, не боишься. И делаешь торпеду.
– Конечно, не боюсь. Это же так легко… Совсем легко!
– Ну и отлично.
– Мальчишка так боялся! До чего потешно! Миновав площадь, мы ступили на прилегающую к ней узкую мощеную улочку. Борис – очевидно, хорошо знавший дорогу – от нетерпения часто забегал вперед. Потом, стараясь идти со мной в ногу, поинтересовался:
– Ты знаешь дедушку?
– Да, я тебе говорил. Мы с ним друзья.
– Дедушка очень сильный. Один из самых сильных людей в городе.
– Неужели?
– Он здорово умеет драться. Когда-то он был солдатом. Ему много лет, да вряд ли кто его одолеет. Хулиганам на улице, бывает, это и невдомек, но тут-то они и узнают, что почем. – Борис на ходу сделал кулаком внезапный выпад. – Раз-два – и они уже на земле.
– Правда? Это интересно, Борис.
И тут, пока мы пробирались по узким мощеным улочкам, мне неожиданно припомнились кое-какие подробности спора с Софи. Вспыхнул он неделю-другую назад, я в это время находился в каком-то отеле, вслушиваясь в крики на другом конце провода:
– Сколько еще, по-твоему, это может продолжаться? Ни ты, ни я уже не молоды! Ты выполнил свой долг. Пусть теперь постарается кто-нибудь другой!
– Послушай, – говорил я, все еще спокойно. – Дело в том, что я нужен людям. Стоит мне где-то появиться – и меня тотчас осаждают ужасные проблемы. Глубоко засевшие, с виду неразрешимые – и окружающие обычно бывают благодарны мне за приезд.
– Долго тебе так не продержаться – и это всем ясно. Для нас – я имею в виду и себя, и тебя, и Бориса – время уходит сквозь пальцы. Не успеешь ты оглянуться, как Борис уже вырастет. Никто и не ждет, что ты будешь продолжать держаться за свое. А все эти люди – почему бы им самим не разобраться с собственными проблемами? Это пошло бы им на пользу!
– Ты ничего не понимаешь! – в гневе взорвался я. – Просто не знаешь, о чем говоришь! Бывает – я куда-нибудь приеду, а тамошние жители ничего не смыслят. Не имеют ни малейшего понятия о современной музыке – и если их предоставить самим себе, очевидно, они все глубже и глубже будут увязать в неприятностях. Я нужен – разве ты этого не видишь? Я нужен и здесь! Ты сама не понимаешь, о чем говоришь! – Вот тут-то я и закричал: «Крохотный мирок! Ты живешь в таком крохотном мирке!»
Мы подошли к небольшой игровой площадке, обнесенной по кругу перилами. Площадка пустовала и показалась мне довольно унылой. Борис, однако, с энтузиазмом распахнул перед нами входную дверцу.
– Гляньте-ка, это совсем пустяк! – Борис бегом устремился к вертикальной лестнице.
Мы с Софи минуту-другую следили, как в сумерках его фигурка карабкается все выше и выше. Потом Софи тихо сказала:
– Знаешь, это забавно. Я слушала мистера Майера, когда он описывал мне гостиную того дома, и мысленно мне постоянно виделась квартира, где я жила ребенком. Он говорил, а я все время вспоминала нашу квартиру. Нашу старую гостиную. Мать с отцом, какими они были тогда. Возможно, никакого сходства и нет. Я, в сущности, ничего подобного и не ожидала. Поеду туда завтра – и все окажется совершенно иным. Но у меня появились надежды: знаешь ли, нечто вроде предзнаменования. – Она коротко рассмеялась и тронула меня за плечо. – У тебя такой мрачный вид.
– Мрачный? Прости. Всему виной эти разъезды. Пожалуй, я немного устал.
Борис взобрался на самую верхушку лестницы, однако уже совсем стемнело, его силуэт едва различался на фоне неба. Он что-то нам крикнул, потом, ухватившись за верхнюю перекладину, перекувырнулся через голову.
– Он очень гордится своей сноровкой, – сказала Софи. Затем позвала: – Борис, уже совсем темно. Спускайся вниз.
– Это просто пустяк. В темноте даже легче.
– Спускайся сейчас же.
– Всему виной эти разъезды, – повторил я. – Отель за отелем. Лица сплошь незнакомые. Это очень утомляет. И даже сейчас, в этом городе, напряжение у меня огромное. Здешние жители. Они явно многого от меня ожидают. То есть ясно, что…
– Послушай, – ласково прервала меня Софи, накрыв ладонью мою руку, – почему бы нам пока не выкинуть все это из головы? У нас будет еще уйма времени, чтобы это обсудить. Мы все устали. Пойдем
