— Ты считаешь, она снова попытается заложить дом?
— А где ей еще взять деньги?! Она получает кое-что от издательства — книги отца часто переиздают, — но ей же этого мало!
— Этот Палмер — он что, идиот? Неужели ты думаешь, что он и второй раз согласится принять документы с фальшивой подписью?!
— Ты ее не видел, поэтому так говоришь... — Нэнси неожиданно усмехнулась. — Появись она тут, ты бы тоже потащился за ней, как телок на веревочке.
— Я бы не потащился! — огрызнулся Ник.
— Ты не понимаешь... В ней есть что-то такое, что действует на мужчин... я не могу тебе объяснить, просто знаю. Она даже штрафа за превышение скорости ни разу в жизни не заплатила, представляешь?!
— Но...
— Ник, сегодня Рождество, праздник... Я не хочу больше думать об этом — не хочу, понимаешь? Не хочу думать ни о чем плохом... Спасибо, что выслушал меня, но... хватит об этом!
— Ладно. — Он кивнул, улыбнулся и похлопал ее по руке. — Ты сегодня обедала?
— Нет. Я весь день проспала — а потом поехала за подарком. — Она взглянула на черно-белого Роки, развалившегося на диване, и тоже слабо улыбнулась: — Смешной, правда?
То болезненное напряжение, которое он почувствовал в Нэнси, стоило ей войти в дверь, немного спало — наверное, ей действительно надо было выговориться. За ужином она вела себя почти нормально — ела, разговаривала, улыбалась, шутила — посторонний человек, возможно, ничего бы и не заметил...
В душе Ника кипели, смешиваясь и споря друг с другом, два чувства: жалости и злости. Ну как человек может поступать так... по-дурацки, беззубо и неумело?! Почему она не послала их всех подальше, не пошла к адвокату — а теперь вот сидит и улыбается этой вымученной улыбкой, от которой хочется волком выть...
И еще одно чувство, острое и болезненное, как у человека, приговоренного к смертной казни. Ощущение, что время утекает, как песчинки в песочных часах, и его остается все меньше и меньше. Вот сейчас Нэнси доест... может быть, поговорит еще немножко — и уйдет. Из его дома... и из его жизни.
— Когда ты уезжаешь? — не выдержав, спросил он.
— Мне через пять дней на работу, — ответила она, откладывая вилку. — Выйду — подам заявление. Наверное, попросят еще пару недель отработать. — Пожала плечами и виновато улыбнулась. — Может, успею еще разок к тебе зайти... если пригласишь. Сегодня-то я для тебя не очень хорошим собеседником оказалась — вместо праздника о своих проблемах плакаться начала...
Ник отмахнулся.
— Брось... все нормально. Ты лучше расскажи, куда ты поедешь.
— В Калифорнию. Там есть один парень, он сможет мне помочь с работой.
— Думаешь, поможет?
— Без вариантов. И с работой, и с деньгами на первое время — если понадобится. Он меня уже звал недавно, говорил, что сможет подыскать работу, где я раза в два больше получать буду, а я тогда отказалась, подумала — доработаю уж тут, всего ничего осталось...
— Твой приятель? — Ника кольнуло неизвестно откуда взявшееся острое чувство ревности.
— Мы с ним жили когда-то вместе... довольно долго, больше года. А потом он уехал в Голливуд и быстро пошел в гору.
— А ты не поехала?
— Ник, ты не понял... мы и сошлись-то потому, что у него в квартире спальня освободилась — а я жилье поближе к работе искала. Правда, — Нэнси рассмеялась и коротко смущенно взглянула на него, — уже через неделю эти... отдельные спальни стали чистой формальностью.
Его поразила улыбка, появившаяся на ее лице, — теплая, живая — первая настоящая улыбка за этот вечер. Он знал, что не должен спрашивать, что может разрушить выстроившийся между ними мостик доверия, — и все же спросил:
— Ты любила его?
— Нет... — на миг Нэнси задумалась, — наверное, нет. Мне всегда казалось, что если любишь — значит, хочешь родить от этого человека детей и прожить вместе с ним всю жизнь. А тут... мы оба знали, что у каждого из нас есть определенная цель и рано или поздно придется расстаться. — Если бы мне подвернулся шанс поехать учиться — я бы поехала. Ему предложили кинопробу — и поехал он. Но нам было хорошо вместе. Он всегда умел как-то рассмешить...и заставлял меня дышать паром над вареной картошкой, чтобы горло не болело, — а потом мы эту картошку ели, с кетчупом. И купил мне теплые сапоги на меху... Я до сих пор не могу привыкнуть к вашему климату — каждую зиму то уши, то горло.
«Не-ет, этот парень крепко тебя зацепил, — подумал Ник, — если ты эту картошку с кетчупом вспоминаешь как нечто самое дорогое в жизни».
Ему стало не по себе — на секунду возникло ощущение, что он стоит на пороге чужой спальни и подглядывает. И — все то же страшное чувство: скоро, вот-вот, она встанет и уйдет. Уйдет к другому мужчине...
Ну и пусть, ну и пусть уходит! Кто она ему?! И какое ему дело, в конце концов, до чужой жизни, до этой женщины, которая, скорее всего, будет рада возможности воссоединиться со старым возлюбленным, раз одна мысль о нем вызывает у нее такую улыбку... Ну и пусть...
— Пойдем, я тебе хоть ночник покажу, — сказал он. (Надо все-таки дотерпеть этот визит как положено, и пусть убирается к своему калифорнийскому красавчику, наверняка светловолосому, загорелому и... здоровому. Здоровому, черт возьми!)
Наверное, Нэнси уловила резкие ноты в его голосе — а может, просто удивилась, что он так круто сменил тему. Взглянула на него непонимающе, и между бровями снова наметилась морщинка.
Получилось и правда красиво. Ник притушил свет, и в темноте мастерской ночник заиграл розоватыми сполохами.
Нэнси присела на корточки, оперлась локтем о подлокотник коляски и склонила голову, пристроив ее на собственной руке. Почувствовала руку на плече и не шевельнулась — было хорошо сидеть вот так и смотреть на переливающиеся огни... смотреть и смотреть... смотреть и смотреть... как будто ничего вокруг больше нет.
— Нэнси... мне очень не хочется, чтобы ты уезжала... — услышала она, подумала: «Ну неужели хоть ненадолго нельзя обо всем забыть?!» — и все-таки отозвалась:
— Мне тоже не хочется. У меня выхода другого нет.
— Выход есть всегда.
— Возможно... — Волшебство момента было разрушено. Она вздохнула и попыталась объяснить: — Наверное, я не так воспитана. У вас, на Востоке, женщины другие. А я всю жизнь росла с тем ощущением, что серьезные проблемы — это удел мужчин... а теперь, вот видишь, не справляюсь.
— Да, но ты можешь выйти замуж и переложить все эти проблемы на плечи мужа.
— Угу... женихи прямо в очередь выстроились!
— Ну... ты можешь выйти замуж за меня...
Только сказав, он понял, что сейчас сказал. Почувствовал замершее под рукой плечо Нэнси и нажал на кнопку, включая свет.
Она смотрела на него даже не с удивлением, а как человек, который ослышался или с которым вдруг заговорили на непонятном ему языке.
Ник и сам не понимал, как могло у него выскочить такое, зачем — ведь она же все равно не согласится, только зря выставлять себя шутом! Авантюра... идиотизм... неужели он до такой степени ополоумел, что начисто потерял чувство реальности?!
Он решительно вздохнул и добавил:
— Уж я-то твои финансовые проблемы точно смогу решить.
Нэнси медленно встала, продолжая все так же изумленно, непонимающе глядеть на него. Сказала:
— Ник, я...
— Дай мне договорить, — отмахнулся Ник, постепенно приходя если не в бешенство, то в состояние,
