Лана Капризная
Чистый, неразбодяженный гламур
рассказ
— Мой дорогой, если вы и дальше будете так дергаться, я кончу через пару метров.
Шофер вздрогнул и с ненавистью уставился на меня в зеркало заднего вида. Его губы уже сложились, чтобы бросить мне «ссссука!», но он с трудом, но сдержал себя.
Я удовлетворенно откинулась на сиденье, еще раз взглянула через лобовое стекло на «пробку» и рывками двигающиеся автомобили. Десять утра, Тверская, все спешат к своим кормушкам. И я тоже, потому что я сука. Модная сука. И я никому не дам об этом забыть.
Если я не буду сукой, то меня никто не будет уважать: ни этот шофер, еще оглушенный моим оскорблением, ни мой издатель-норвежец, такой же ненатуральный, как их семга, ни все эти сучонки, что находятся у меня в подчинении. Кстати, о сучонках: я покопалась в «Birkin», нашла мобильный и набрала свою ассистентку.
— Але! — испуганно пискнула трубка через пару гудков.
— Мила, ваше происхождение меня мало волнует, но если вы и дальше будете его столь явно демонстрировать, то нам придется расстаться.
Трубка ответила прерывистым дыханием. Я просто слышала, как забегали мысли в голове у этой амбициозной дурочки: «Что?! Что я сделала не так?! Чем я не угодила этой суке?!»
— Извините, Елизавета Генриховна, — наконец прошептали на том конце мобильных излучений.
— За что, Мила? — деланно удивилась я.
Дыхание в телефоне прекратилось совсем. Интересно, лениво подумала я, сколько мне нужно молчать, чтобы она грохнулась в обморок от страха? Ладно, пусть живет. Даже я иногда устаю от собеседований на должность ассистента.
— Мила, в следующий раз, когда будете отвечать по телефону, не говорите «Але!», говорите «Да».
— Извините, Елизавета Генриховна, — всхлипнула трубка.
— А теперь дышите глубже, Мила, и обзвоните редакцию. Сегодня утром я хочу собрать совещание. Присутствие ответсека, арт-директора и моего зама строго обязательно.
— Но… но никакого совещания не планировалось? — от изумления спросила у меня эта дура.
— Не планировалось, — любезно согласилась я, — но до вчерашнего вечера не планировался и мой сегодняшний обед с Магнусом Харальдовичем. Я хочу предварительно поговорить с редакцией.
На самом деле про обед с Мобильным Гнусом, — как за глаза зовут нашего издателя все, включая редакционную уборщицу, — я знала еще неделю назад. Но вчера вечером у этой выскочки Лейлы, моего заместителя, было двадцатипятилетие, и весь издательский дом рванул напиться и наесться за счет ее щедрого нефтеносного папы. Последствия чего несложно предугадать. Я сама заезжала осмотреть поле боя с шеф-поварами «Нахабино», пообщалась с луноликим папой, раскланялась с Мобильным Гнусом, который уже сально таращил свои белесые глазки на стайку несовершеннолетних нефтяных кузин.
Норвежцы до умопомрачения неравнодушны к экзотическим женщинам. Мне самой, как только я решила претендовать на должность главного редактора, пришлось к месту и не к месту упоминать алтайского дедушку, выкрасить волосы в радикально черный цвет, а автозагар и угольная подводка для глаз стали моими вечными спутниками. Теперь в редакции меня за глаза называют «царица Клеопатра». Только корректор Анна Сергеевна, которая когда-то закончила истфак, называет меня королевой Елизаветой. В лицо. Потому что она одна знает, как звали отца Елизаветы I. Я тоже знаю, хотя и закончила филфак. Кстати, у нас там просто рассадник модных сук. Возможно, если бы я учила не английский и французский, а прибилась к угро-финской группе, то мой путь к возвышению был бы короче и глаже. Ладно, не будем о грустном.
У редакции я была ровно в десять тридцать. Впрочем, как всегда. Шофер вышел, обошел машину и, пряча глаза, открыл мне дверь. Это было моим главным условием при приеме на работу. А иначе зачем мне машина с водителем, если я сама должна дергать за ручку и ломиться в дверь? А водилы считают это невероятным унижением. «Унижением чего? — уточнила я у менеджера по кадрам, пытавшейся увещевать меня. ? Их задницы, которую нужно поднять от нагретого кресла? Не нравится ? пусть идут в таксисты или содержанок возить!» На этом вопрос был исчерпан, потому что мотаться по городу кругами по прихоти каких-то шлюх никому не хочется. А со мной работать не так утомительно — по мере возможности я сижу в редакции. Мое место досталось мне после упорной борьбы и самых низких интриг, поэтому, пребывая на боевом посту, я получаю неимоверное удовольствие. Так сказать, подтверждение своих праведных трудов.
В редакции было тихо: все отлеживались после вчерашнего веселья. Только в отдалении маячили черные кудри Милы. В нашем издательском доме непропорционально много загорелых брюнеток. По сравнению с остальным городом, я имею в виду. А все из-за Мобильного Гнуса. Из-за его интимно- национальных пристрастий у любой смазливой журналисточки с дагестанскими, узбекскими, чеченскими или татарскими кровями шансы быть принятой на работу самые высокие. Но Гнус ? не похотливая скотина. Он ? предусмотрительная похотливая скотина. Шансы на трудоустройство есть только у журналисточек, кровь которых перемешана с нефтью, газом, золотом, алюминиевой промышленностью. Текстильная тоже сойдет. Также приветствуется, чтобы журналисточки были адаптированы Москвой, одевались модно, подчеркивали декольте, не углублялись в религию, а главное — не дичились дружеских объятий большого доброго Магнуса. То есть Мобильный Гнус — единственный, у кого получилось и рыбку съесть, и на велосипеде покататься. И глаз себе радует, и руки при деле, и счастливые родители, которые видят восторг Эльмиры, Шахри, Лейлы или Алсу («Я работаю в самом модном журнале!»), готовы помочь, чем Аллах послал. Таким макаром мне и перепала моя Лейла.
Я сразу же насторожилась. В отличие от землячек, которым было достаточно тусоваться в редакции и быть окруженными модными тряпками, она пришла стать главным редактором. У нее это было написано на лбу. И даже Мобильный Гнус это прочитал. И не сказать, чтобы он был против, окинув взглядом изгибы фигуры претендентки и прикинув, на каком месте «золотой сотни» журнала Forbes находится луноликий папа. Но при всем желании Лейлы быть хозяйкой, а Гнуса — поиметь инвестора, на мою должность она не тянула. И ее приставили ко мне заместителем, «чтобы девочка поучилась, а там посмотрим». Это тоже можно было прочитать на лбах Лейлы и Магнуса. Но интернациональные интриганы не учли, каким кровавым путем я пришла к своей должности. И расставаться с ней за просто так я не собираюсь. Но этого никто не мог прочитать по моему лбу. Хотя бы потому, что его закрывает густая черная челка.
Мила рванула ко мне через холл и отбарабанила, как стихотворение на уроке литературы в пятом классе провинциальной школы:
— Все соберутся не раньше одиннадцати тридцати! Арт-директор сомневается, что доберется раньше двенадцати! А у Лейлы мобильный отключен!
Я приподняла брови:
— А городской?
— Ее нет дома, — от усердия глаза Милы чуть не вылезли из орбит, — и ее домработница говорит, что она не ночевала.
«Ага! — улыбнулась я про себя. — Вот ты и попалась, дорогуша. Никогда не думай, что тебе все позволено, даже с таким папой. Например, среди недели устраивать пьянку на полночи, а затем считать, что ты можешь отсыпаться вволю. Гнус хоть и любитель экзотической свежатинки, но деньги любит больше».
— Мила, звоните ей на мобильный каждые пятнадцать минут, домой можно не набирать. Вряд ли она там появится раньше, чем включит мобильный, верно?
Мила с готовностью затрясла кудряшками.
— А если до прибытия арт-директора Лейла не найдется, то начнем совещание в узком кругу… Да, и сообщите мне, кто во сколько прибудет.
Мила снова тряхнула шевелюрой и отступила в сторону, освобождая мне путь к трону царицы
