Минут через тридцать подошли к линии фронта. В воздухе появились «мессершмитты». Обстановка резко изменилась.
— «Мессеры!» — передал по радио комиссар.
Судя по всему, встречи не избежать. Наших истребителей поблизости нет. Мысль ведущего работает четко. Звено Выдрыча навязывает бой «мессерам», остальные в это время наносят удар по артпозициям врага.
Тройка «ильюшиных» с ходу вступает в бой с парой «мессеров». Одного из них с первой, атаки поджигает комиссар. Черный след падающего «мессера» обрывается у самой земли огромным взрывом. Но на этом воздушный бой не кончается. Увидев впереди себя «мессершмитт», намеревавшийся зайти в хвост комиссару, Хитали смело повел самолет в атаку. Одна, вторая очереди… «Мессершмитт» задымил, отваливает в сторону. На подмогу спешит еще пара «мессеров». К этому времени три группы, отбомбившись по цели, встали «в круг», и вражеским истребителям уже не подойти. Стоило одному «худому» приблизиться к самолету Брылякова, как Амбарнов, словно по команде, ударил по нему из пушек и пулеметов. Немец, несолоно хлебавши, отвалил в сторону.
Атака противника была сорвана. Всего четверть часа потребовалось, чтобы выиграть воздушный бой.
После боя комиссар, с уважением взглянув на Хитали и Амбарнова, сказал:
— Что ж, два сбитых «мессера» — это показатель. Удачно посадил «худого» Хитали. Да и Амбарнов действовал отлично. Такая черта, как решимость, должна быть у летчика всегда на первом плане.
— За сколько минут расправились с «мессерами»? — поинтересовался командир полка.
— За две минуты! — ответил с гордостью комиссар. — Настоящие орлы!
Как нужна была нам его похвала, вовремя сказанное бодрящее слово! Комиссар, как никто, умел вселить уверенность. А главное, умел найти подход к людям, веру в успех и победу в бою.
Как правило, майор Выдрыч в минуту опасности шел в бой первым. Это было его правом, его привилегией перед нами всеми.
С тех пор, как Иван Георгиевич прибыл на Сталинградский фронт комиссаром штурмового авиационного полка, прошло не так уже много времени. Но о нем ходили легенды. Я не помню, чтобы он хоть раз привез пробоину в своем самолете. «Наш комиссар заговоренный» — нередко можно было услышать от авиаспециалистов, которые обслуживали его машину.
Выдрыч умел поднять людей даже в самые трудные минуты на решение важных и сложных задач. К этому призывала фронтовая обстановка, и в этом он видел свой долг политработника.
У комиссара все расписано, все распределено до одной минуты. На аэродроме, в поселке, где размещались летчики, при подготовке к вылету — комиссар везде в гуще дел. Когда кто-нибудь удивлялся его чрезмерной занятости, он объяснял: «Просто нужно везде успеть».
Майор Выдрыч понимал: без жертв не обойтись. Однако гибель каждого летчика была для него потрясением. Это глубокое горе каждый раз делало его старше на несколько лет, заставляло еще более требовательно подходить к своим и чужим действиям.
В те суровые дни для нас, молодых летчиков, комиссар Выдрыч был не только образцом в бою, но и старшим, все понимающим товарищем, которому можно доверить самые сокровенные мысли, попросить совета. Как-то заметил комиссар, что один из наших летчиков стал ухаживать за девушкой. Поинтересовался Выдрыч, кто такая, откуда. Оказалось, летчик ничего о девушке не знал. Но уже собрался жениться. Комиссар, которому поведение девушки показалось подозрительным, решил разузнать о ней подробнее и поехал за тридцать верст на старенькой «эмке» на житье-бытье невесты посмотреть. И не зря поехал. Не добрая слава шла о ней в селе. И опять разговор с летчиком. Да и не только с ним. В полку вечер собрали, и речь шла на нем о чистоте любви, о дружбе, о подругах, которые ждут своих любимых. Так наш товарищ был спасен от неверного шага, да и многие из нас получили хороший урок.
«Надо провести человека через свое сердце», — часто говорит комиссар. Это значит не спать ночами, думая о том, как отыскать тропку к каждому летчику о его характере, наклонностях, способностях, его прошлом и настоящем. У него их целых две эскадрильи. И знать всех должен так, как знает отец своих детей. Иначе как же на них воздействовать?
Есть у комиссара Выдрыча золотое правило, много раз проверенное и испытанное жизнью: присматриваться к каждому новому человеку, не доверять первому впечатлению.
Не стал исключением и летчик Савельев. Анкетные данные характеризовали его скупо: окончил училище, переучился на Ил-2, имеет около тридцати часов налета. Может, и немало для девятнадцатилетнего юноши, но и не густо.
Комполка, имея в виду его далеко не богатырскую фигуру, в шутку обронил: «Придется подушку ему под сиденье подложить, иначе головы не видно будет». Да, мелковат, и голос у него не зычный. Но комиссара это мало беспокоило, он старался проверить парня в деле. Савельев входил в строй. Сделал несколько полетов по кругу. Обычные полеты над аэродромом с отработкой несложных упражнений. Точная посадка у «Т». Снова взлет. После того, как самолет зарулил на стоянку, комиссар подошел к капониру.
Пилот, сдвинув шлемофон на затылок, по всем правилам доложил комиссару о выполнении задания. На комиссара глянули доверчивые мальчишечьи глаза, и он поверил молодому летчику.
К концу дня майор Выдрыч вызвал к себе Савельева.
Молодые летчики, с которыми замкомэска лейтенант Хитали проводил разбор, настороженно притихли. Савельев быстро вскочил с места, привычным движением поправил ремень и обеими руками натянул на голову пилотку.
— По какому вопросу, товарищ лейтенант, не знаете?
Хитали почувствовал в его голосе едва уловимые нотки беспокойства.
— Узнаем, — ответил ободряюще. — Пойдем вдвоем.
Комиссар обратился к Хиталишвили:
— Завтра боевой вылет, готовьте молодежь. Как налет у Савельева?
Хитали докладывал кратко, толково, не преминул похвалить пилота. Беседу прервал телефон. Комиссар взял трубку. А Хиталишвили тем временем подумал о том, что он готовил летчиков на совесть, но как они поведут себя в бою, еще неизвестно. Надо бы хоть разок сводить молодежь на полигон — отбомбиться, пострелять по мишеням из пушек и пулеметов.
— Ну, что ж, — сказал майор Выдрыч, кладя телефонную трубку на аппарат. — Готовьте Савельева к боевому вылету. Командир полка принял решение послать его завтра на задание.
Перед отъездом на аэродром Хитали отыскал Савельева.
— Пойдешь ко мне ведомым.
Темные глаза летчика засветились радостью.
Пока уточняли боевое задание и наносили на карты новую линию фронта, Хитали успел шепнуть Савельеву: «Передай инженеру, чтобы самолеты заправили горючим „по горло“». Лишний литр горючего не помеха, на худой конец всегда выручит.
Полет на разведку всегда опасен и требует от летчиков большого напряжения. В момент самого фотографирования необходимо выдерживать курс, высоту, скорость. Пусть это занимает считанные секунды, но именно в этот момент активизируют огонь зенитчики. Полноценный снимок можно привезти только тогда, когда пройдешь над объектом по прямой, ни на метр не уклонившись в сторону. Вопрос лишь в том, успеешь ли пройти этот отрезок маршрута, не остановит твое движение один из тысячи зенитных снарядов, уготованный для тебя.
Два «яка», взлетевшие за штурмовиками, стремительно выскочили вперед и помахали «илам» крыльями, затем, набрав высоту, разместились на флангах пары «ильюшиных», готовые прикрыть их от неожиданных атак «мессершмиттов».
Хитали набрал рекордную высоту для штурмовиков — две тысячи метров. Уже издали наметил себе ориентир, до которого должен был потерять высоту почти наполовину, а затем встать на прямую. Самолет шел прямо по курсу.
Захар был уверен в выполнении боевой задачи — не первый раз ходил он на разведку. Но сердце его было неспокойно: в паре молодой, еще не обстрелянный летчик.
Позади скрылся перекресток дорог, служивший надежным ориентиром. Небольшой доворот — и самолет пошел на снижение. Теперь все внимание приковано к приборам.
