— Что вы от меня хотите? Разве вы не понимаете, что разрушили мой брак? Я была счастлива рядом с Шейном почти восемь лет.
— Это серьезный срок, — согласилась Кортни. — Но разве было бы лучше и дальше жить, закрывая глаза на его… хм… шалости? Разве у вас нет самоуважения? Вы же сильная женщина, Энни, это видно любому. И если вы сами не начнете уважать себя, никто не будет воспринимать вас всерьез. Я хочу, чтобы вы научились бороться и заставлять уважать вас.
— Шейн плохо отзывался обо мне? — спросила Энни.
Кортни смутилась.
— Не могу сказать, чтобы он плохо говорил о вас, просто он считает вас недальновидной и не очень умной, чем-то вроде домашнего животного, приносящего тапочки.
— Вы мне не лжете, — уверенно сказала Энни.
Ее обостренная интуиция сработала, как и всегда. Почему же она ничего не почувствовала, когда Шейн начал изменять ей? Или почувствовала, просто не решилась признаться в этом самой себе? Может быть, та давящая тяжесть, то предчувствие грозы, что преследует ее вот уже несколько лет, и было подсказкой чутья, того особенного женского чутья, что всегда услышит запах духов другой женщины.
— Все эти годы Шейн вытирал об вас ноги, он даже не хотел присмотреться к тому сокровищу, что досталось ему по чистой случайности. Он недостоин вас, — убежденно сказала Кортни. — Он чванливый баран, который думает лишь о том, чтобы переспать с большим числом самок и загрести как можно больше денег. Может быть, было бы гуманнее ничего не говорить вам об изменах Шейна, но чем дольше это будет продолжаться, тем больнее вам будет вернуться в реальность.
— Вы правы, — согласилась Энни.
Она все еще не могла до конца поверить, что муж ей изменяет. Это казалось таким же нереальным, как и телепортация, но это было правдой. Многие кусочки мозаики, до этого плавающие в пространстве, мгновенно сложились у нее в голове в цельную картину. Ужасную картину.
— И что же теперь делать? — дрожащим голосом спросила Энни. Она больше не могла сдерживать эмоции.
Кортни отвернулась и подошла к окну. Сейчас она должна сказать самое важное и самое трудное. Имеет ли она право толкать Энни на путь ненависти? Слова Барбары все еще звучали в ее ушах.
В конце концов, она взрослая, разумная женщина и сама может решить, как ей поступить, подумала Кортни.
— Когда я поняла, что Шейн смеется надо мной, я решила, что нужно преподать ему урок. Такой урок, чтобы он понял, что на нем вовсе не сошелся клином весь белый свет. Я решила отомстить. Растоптать Шейна, унизить его, отнять у него самое дорогое: деньги и имя.
— Да, дороже этого у Шейна ничего нет. — Энни через силу улыбнулась.
Сейчас-то она понимала, что Шейн с легкостью продаст ее, разрушит их семью, если только это потребуется для того, чтобы заработать еще денег.
— Но одна я ничего не могу, — честно призналась Кортни. — Я слишком мало знаю о Шейне и о его делах, чтобы нанести действительно серьезный ущерб. Но вместе мы сможем унизить его и отомстить. Вы со мной, Энни?
В гостиной повисло молчание.
Будет ли это правильным? — напряженно думала Энни. Должна ли я мстить? Что сказала бы об этом мама? А папа сказал бы, что свою честь нужно защищать. Кортни права, Шейн вытер об нас ноги, он унизил нас, и теперь мы должны восстановить наши честь и достоинство.
Энни не думала о том, что сейчас ею владеет гнев. Впервые в жизни испытав столь сильные эмоции, она поддалась им и легко пошла на поводу у Кортни.
— Я с вами, — объявила Энни. — Я уйду от мужа, и уже это будет серьезным ударом для него, что бы он там ни говорил. А уж потом мы заставим Шейна понять, каково это быть преданным и униженным.
Она растерянно огляделась, понимая, что видит все это, возможно, в последний раз. Да, это был дом ее родителей, но вернуться сюда, где все дышало воспоминаниями, надеждами и мечтами… этого Энни пережить не смогла бы никогда. Хотелось плакать, было очень больно и обидно. Она не заслужила эту боль! Она никогда никому не делала ничего плохого, а самый близкий и родной человек предал ее. Кортни правильно говорит, Шейн вытирал об нее ноги, унижал и лицемерил. Энни была готова стерпеть многое, но не ложь. Она хотела подарить Шейну ребенка. Разве есть что-то, что говорило бы о любви и преданности женщины сильнее? Он отказался от этого дара. Дети не должны появляться там, где нет любви. А любовь в их семью уже никогда не вернется. Энни уйдет первой, она сильная, гораздо сильнее, чем кажется. И разве был у нее выбор? Как она могла смотреть в глаза Шейну, говорить с ним, вести его дом? В этом доме она провела лучшие годы своей жизни. Здесь она росла в любви родителей, здесь верила в счастливое будущее с Шейном, здесь хотела построить свою семью.
Кортни напряженно следила за лицом уже бывшей жены Шейна. Теперь-то она в этом не сомневалась! Энни, какой бы наивной дурочкой она ни выглядела, не из тех, кто позволит унижать себя. За хрупкостью фарфоровой куклы скрывался стальной каркас. Кортни было жаль ее, но сейчас она поняла, что так даже лучше, лучше для самой Энни. Ей предоставлялся шанс начать по-настоящему новую жизнь и строить ее самостоятельно. На взгляд Кортни, самостоятельная жизнь была единственным, что стоило ценить. Так почему же Энни колеблется? Почему у нее в глазах стоят слезы? Наплевать и забыть! Развернуться и уйти, гордо расправив плечи. И даже вещи бросить. Пусть они каждый день попадаются Шейну под руку в самый неподходящий момент. Это тоже было бы замечательной приправой для основного блюда — их общей мести.
И вдруг Энни улыбнулась. Она стащила кольцо с безымянного пальца и бросила его на столик.
— Как же хорошо, что я не успела сделать генеральную уборку!
Кортни расхохоталась.
Станем мы подругами или нет, но эта женщина мне определенно нравится! — думала Кортни, наблюдая за тем, как Энни собирается.
Она бросила в небольшой саквояж документы, собрала со стола в кабинете какие-то бумаги, взяла смену белья и дорожный костюм. Спокойным тоном сообщила прислуге, что уходит из дома и разводится с мужем, и тут же с легкостью отпустила дворецкого, повара и горничную, которые заявили, что не останутся на службе у мистера Хэнсона. Только сейчас, прощаясь с этими людьми, Энни чувствовала грусть. Что значат стены? Их так легко разрушить и построить, или даже перенести в другое место, а вот ощущение дома нужно бережно выращивать, и значение людей здесь неизмеримо выше, чем расцветки штор в гостиной и кафеля в ванной.
— Мне жаль, что все так получилось. — Энни развела руками, и Кортни сразу же поверила, что ей действительно жаль. — Я выплачу вам неустойку в размере трех месячных окладов и напишу положительные рекомендации.
— Мы очень хотели бы прийти в ваш новый дом, Энни, — мягко сказал дворецкий.
Он начал работать в этой семье, еще когда родители Энни даже не задумывались о пополнении. Он уже привык называть этот дом своим. Но сейчас, когда хозяйка уходила, от дома оставалась одна пустая скорлупа. Ему здесь нечего делать.
— Спасибо, Джон. — Энни ласково улыбнулась ему и обняла.
Она обернулась и бросила последний взгляд на дом, в котором хотела стать счастливой. Странно, но ни щемящей грусти, ни слез, ни сожалений не было.
Неужели мне уже давно нужно было уйти? — промелькнула мысль.
Энни пошла прочь и больше ни разу не оглянулась. Она уходила строить новую жизнь. В такие моменты нельзя оглядываться — говорят, дурная примета.
Квартира Кортни понравилась Энни сразу же. Чувствовалось, что здесь живет творческий человек. Как-то легко и свободно дышалось на шестнадцатом этаже и казалось, что весь Нью-Йорк у твоих ног и легко может поместиться в ладонь, достаточно приложить лишь небольшое усилие и наклониться.
— Кофе будешь? — спросила Кортни.
Они как-то легко и естественно перешли на «ты». Говорят, общие переживания сближают.
