Было что-то злое и презрительное в том, как он выделил слово «женщин»: все представительницы слабого пола раздражают его, и только.
Алессандра, которая после подслушанного разговора с Кэном находилась на стадии медленного злобного кипения, вдруг взорвалась.
— Я слышала, о чем ты говорил с Кэном Ричардсом! — выпалила она. — Как ты мог обсуждать с ним такие интимные темы?
Камерон вдруг замер, как пантера перед прыжком.
— Не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, — произнес он совершенно бесцветным голосом.
Его ледяное спокойствие раздражало Алессандру еще сильнее.
— Мне кажется, что ты передо мной виноват, Камерон! — возразила она, тряхнув головой так сильно, что половина шпилек из ее прически высыпалась на каменные плиты террасы, однако ни один из них не обратил на это внимания.
Он вопросительно поднял брови.
— В каком смысле?
— В таком, что, прежде чем объявлять всему миру, что у нас будет ребенок, ты должен был бы сначала посоветоваться со мной!
Недоверие в глазах Камерона сменилось холодным гневом.
— Не понимаю, о чем ты?
— Бессмысленно доказывать, будто ты не знаешь, о чем идет речь! — неистовствовала Алессандра. — Я была там! Я слышала!
— Ну, и что же ты слышала?
— Я сказала тебе! Кэн спрашивал, почему ты так редко привозишь меня на север, а ты ответил, что это связано с тем, что место моей работы слишком далеко!
— Дальше, — произнес Камерон со скукой в голосе.
— И затем, — добавила Алессандра торжествующе, — я слышала, как ты сказал, что есть надежда, что все очень скоро переменится. И мы с тобой оба знаем, что ты под этим подразумеваешь, разве не так? — Она почти выкрикнула последнюю обличительную фразу, но потом замолчала, приложив руку к сердцу, чтобы перевести дыхание.
— Мы знаем?
— Да, черт возьми, знаем!
— Вот и отлично, — негромко продолжил он. — Пожалуйста, не останавливайся! Продолжай, Алессандра. Я внимаю каждому твоему слову.
Она решила проигнорировать опасный сарказм в его голосе, но бурлящий водоворот эмоций выплескивался наружу:
— Ты хочешь, чтобы у меня был ребенок! И именно к этому ты и стремился вчера вечером — сделать меня беременной!
К ее яростному негодованию, Камерон вдруг запрокинул голову и расхохотался, но это был холодный, горький смех.
— Вот теперь все понятно! Ты считаешь, что причина твоего гнева — я, Алессандра? Боишься, что твое самое большое опасение сбудется? Что ты можешь оказаться беременной?
Вопрос Камерона звучал не так, как хотелось Алессандре, и она нахмурилась.
— Из твоих слов выходит, будто я исключаю такую возможность в принципе, что не совсем правильно. И когда я решу иметь детей...
— Ага, когда ты решишь, — ехидно вставил он. — Нет, когда
— А теперь уже и обсуждать нечего, — заявила она, почти рыдая. — Я, наверное, уже забеременела!
— И в этом моя вина?
— Ну, больше некому!
— Давай уточним одну вещь. В чем, собственно, ты меня обвиняешь?
— Ты занимался со мной любовью вчера семь раз! — неуверенно проговорила Алессандра.
— Дорогая, говори чуть тише — ты можешь заставить многих женщин ревновать!
— Хорошо, но почему ты...
— Нет, ты, — перебил он. — Ведь это ты забыла свои таблетки.
— Пусть так, но тогда тебе не надо было...
— Что? — спросил Камерон. — Ты уверена, что выбрала самое подходящее время, чтобы выяснять отношения? И, если память меня не обманывает, наше удовольствие было взаимным.
— Но ты наслаждался, хотел заниматься любовью еще и еще!
— А разве это такое страшное преступление? — протянул Камерон. — Наслаждаться любовью — грех?
— Я не то имела в виду, и ты это знаешь!
— Нет? Тогда, может быть, ты уточнишь, что имеешь в виду? Тебе не по душе то, что мне нравится секс?
— Мне не по душе, что тебе понравилось рисковать, — сказала Алессандра тихо, с сомнением в голосе.
— Черт возьми, да, Алессандра, — я признаю твои обвинения! Я наслаждался! Был риск, и это возбуждало меня! Я мог позволить себе рисковать только с тобой, и ни с какой другой женщиной, и, да, если тебе так хочется, мне это было особенно приятно. Но мы женаты, ты — моя жена.
— Даже если наш брак неудачен?
Его рот уродливо скривился.
— Я надеюсь, что не настолько, — раздраженно проговорил Камерон. — Неужели тебя так страшит возможность забеременеть от собственного мужа?
— Беременность не должна быть ошибкой! — протестовала Алессандра. — Она должна быть запланирована!
— И я уверен, что будет, — с горечью заметил он. — Как и все в нашем опрятном и чистеньком маленьком мирке! Даю голову на отсечение, наш ребенок не явится результатом взрыва страстей или желаний! — Он говорил как одержимый, как совершенно незнакомый ей человек. — Так?
— Нет ничего плохого в планировании! — горячо возразила Алессандра. — Я слишком много видела других примеров, помнишь?
Уголки его губ грустно опустились вниз.
— О, да, твоя плодовитая и безответственная мать! Которая имела больше детей, чем могла справиться, но ей это нравилось. Которая жила просто, но была счастлива! Которая совершила роковое преступление, пойдя на поводу своих чувств, победив тщеславность и жадность!
— Что ты об этом знаешь? — кипятилась Алессандра. — Мы никогда не видели два пенни одновременно! Это звучит ужасно, но так было на самом деле, мы не всегда представляли, что будем есть в следующий раз. И поверь мне, Камерон, мне отлично известно, что такое «романтика бедности»!
— Именно этого ты боишься? — В голосе Камерона появилось участие.
Алессандра не хотела говорить мужу, даже не могла признаться в этом себе, — в глубине души она боялась, что похожа на мать значительно больше, чем ей казалось, — что, заведя ребенка, она растворится как личность, вместе со своей замечательной карьерой. Боялась, что, как только поднесет ребенка к груди, она станет неповоротливой растрепанной женщиной, которых всегда презирала, женщиной, совсем не похожей на ту, что любил Камерон.
— Я... я опасаюсь, что кто-то будет управлять моей судьбой, — нерешительно пролепетала Алессандра.
— А ты не думаешь, что наши судьбы связаны? Теперь, когда мы с тобой женаты, я имею в виду, — заключил он скептически.
Горячая волна гнева снова обдала Алессандру.
— Пусть будет так!.. — Слова, казалось, срывались с ее губ против воли, и внутренне она сознавала,
