— Давай, поп, начальству своему небесному лично доложишь, что у нас тут революция, пусть контру принимают...
— Крест с него возьми, вдруг золотой!
— Да откуда у этого пьяницы золотой...
Дверь захлопнулась. В камере было тихо. Раненные не стонали.
— Простите, господа, но не тот ли это священник, о котором ходили анекдоты? — беззлобно спросил капитан.
Сначала ему никто не ответил. Потом, словно очнулся юнкер, прежде отер разбитые в лохмотья губы, и как мог твердо и громко сказал:
— Это другой священник, господин капитан.
— Да, я тоже так подумал.
— Это точно другой... — подтвердил еще кто-то.
— Я еще никогда не испытывал такого чувства раскаяния и духовного подъема, — вдруг признался капитан.
— И я.
— И я.
— Господа, назовите мне ваши имена, так отец Нифонт сказал, — попросил юнкер.
Где-то в Петровском парке и за городом раздавались ружейные залпы. У красного молоха было еще очень много работы.