Осию, Эфраима и Руфь. Все они носят имена твоих верных слуг, живших в древние времена, дай им, Боже, стать в сию ночь одесную Тебя.
Произнося эти горячие молитвенные слова, отец лежал, распростершись на полу, и дергался, точно в судорогах. Мы, малолетние дети, дрожали от страха и жались к матери. Корчащаяся на полу при тусклом свете масляной лампы фигура приводила нас в ужас. И вдруг во мраке ночи раздался бой часов на нашей новой сельской колокольне. Час, о котором говорил отец, настал.
Отец быстро вскочил и, бросившись к окну, устремил дикий, полный ожидания взор на звездное небо, не знаю, что на него тут повлияло: может быть, по причине сильного умственного возбуждения ему представилось что-нибудь или же он был потрясен тем, что его ожидания не сбылись, но только он поднял руки кверху, издал хриплый стон и упал наземь. Все тело его корчилось от судорог, а на губах клубилась белая пена.
Более часа моя бедная мать и я хлопотали около него, стараясь привести его в чувство. Маленькие дети забились в угол и хныкали. Отец наконец пришел в себя, поднялся, шатаясь, на ноги и кротко, прерывисто приказал нам идти спать
Об этом случае отец нам после никогда не говорил. Он даже не объяснил, почему. он с такой уверенностью ждал в ту ночь второго пришествия Христова. Мне, однако, удалось узнать после, что гостивший у нас проповедник принадлежал к секте «пятого царства», ожидавшей в недалеком будущем конца мира. Несомненно, что слова этого проповедника и повлияли на отца. Сперва зародилась мысль, а огневая натура докончила остальное.
Таков-то был ваш прадед кирасир Джо. Я нарочно рассказал вам эти случаи из его жизни. По делам человека легче узнаешь, чем по словам. Вместо того, чтобы пускаться в рассуждения о дедушке, я вам описал его, и вы теперь знаете, что это был за человек. Предположите, что я сказал бы вам только, что его религиозные взгляды отличались суровостью, доходящей до жестокости. Эти мои слова произвели бы на вас очень слабое впечатление, но я поступил иначе. Я рассказал вам об его схватке на дубильном дворе с флотскими офицерами и о том, как он дожидался ночью второго пришествия. Судите же теперь сами, как искренна и велика была у него вера и как далеко она иногда его заводила.
В домашней жизни прадед ваш был хороший дельный человек, очень честный и щедрый. Уважали его решительно все, но любили немногие, так как он был строгим и суровым отцом, за шалости и за все, что ему казалось дурным, он нас наказывал без пощады.
У отца и пословицы-то, касающиеся детей, были самые немилостливые. «Хлопот с детьми много, а радости мало» — говорил он или же сравнивал сыновей с закормленными щенками, которые «лаять не станут».
Этой суровостью отец уравновешивал влияние матери, которая любила нас и баловала; он ни под каким видом не дозволял нам играть в триктрак или плясать на лужайке вместе с другими детьми в субботу вечером.
Мать моя — царство ей небесное — умеряла это суровое воспитание, которое нам давал отец. На отца она имела очень большое влияние. Бывало, он сердит или нахмурится, а она подойдет к нему, скажет слово или же погладит по руке, — отец сразу и просветлеет.
Мать вышла из епископальной семьи и так твердо держалась за свою религию, что о совращении ее в другую веру нечего было и помышлять. Кажется, было время, когда супруг ее подолгу спорил с нею о религии, доказывая, что епископалисты заражены арминианской ересью, но все уговоры моего отца оказались напрасными. Он оставил наконец матушку с ее верованиями в покое и заговаривал об этом предмете только в чрезвычайно редких случаях.
Но несмотря на свои епископальные верования, мать исповедовала политические убеждения партии вигов и считала себя вправе критиковать образ действий короля, которым виги были недовольны.
Пятьдесят лет тому назад все женщины были отличными хозяйками, но даже и среди них матушка занимала одно из первых мест. Глядя на опрятную внешность матушки, на ее чистенькие рукавички, белоснежное платье, нельзя было догадаться, как много и усердно она работает. Дом наш содержался в чистоте и порядке; бывало, нигде пылинки не найдешь. Матушка умела делать разные лекарства, пластыри, глазную примочку, порошки. Она варила варенье, приготовляла разные укрепляющие средства; абрикосовый ликер и вишневая настойка у нас были удивительные, славилась также матушка своим уменьем приготовлять померанцевый цвет. Всем этим она занималась в надлежащее время, и все у нее выходило очень хорошо.
Медицинские познания матушки признавались всеми, и жители села и окрестных деревень обращались к ней гораздо чаще, чем к докторам Джекену и Порбруку, у которых была своя аптека. Над аптекой в виде вывески висела серебряная корона. Мать мою любили и уважали все — и богатые, и бедные, и надо сказать, что она вполне заслужила эту любовь и уважение.
Такими были отец и мать мои в то время, когда я был ребенком. О себе говорить не стану. Вы узнаете, каков был я, из той самой истории, которую теперь я вам рассказываю. Мои братья и сестры были крепкие, загорелые деревенские ребятишки, которые были не прочь пошалить, но в то же время побаивались строгого родителя. Служанку нашу звали Мартой. Вот и вся обстановка, в которой я провел ту пору жизни, когда гибкая и восприимчивая детская душа вырабатывает определенный характер. В следующий раз я вам расскажу о том, как на меня влияла эта обстановка. Вы не скучайте, дети, я ведь не для забавы вам все это рассказываю, а имею в виду принести вам пользу. Узнав, как я прожил жизнь, вы поймете, что такое значит жизнь, извлечете для себя полезный урок.
Глава II
КАК Я ПОСТУПИЛ В ШКОЛУ И ВЫШЕЛ ИЗ НЕЕ
Я вам рассказал, внучки, в какой обстановке прошла моя молодость, и вам станет понятно, почему мой юный ум с самых ранних пор обратился к вопросам веры. Мать и отец придерживались различных религиозных воззрений. Старый солдат — пуританин доказывал, что в Библии заключается все, что нужно для спасения души. Отец признавал, что люди, одаренные мудростью, могут объяснить Писание своим ближним, но в то же время отрицал за этими проповедниками какие-либо права и преимущества; тем более они не имели, по его мнению, права объединяться в особый класс и называть себя священниками и епископами, требовать от своих ближних послушания. Отец находил этот порядок нехорошим и унизительным. Не может простой человек быть посредником между человеком и Творцом. Отец любил обличать пышных сановников церкви, которые ездят, развалясь в каретах, в свои храмы для проповеди учения Того, Кто ходил, босой и бесприютный, по стране своей, проповедуя истину людям. К епископам отец был очень недоброжелателен.
Не менее строго он относился и к низшему духовенству; он говорил, что епископальные священники смотрят сквозь пальцы на пороки своего начальства, которое за то делится с ними своими объедками. Ради сытных пирогов и бутылок с вином эти священники забывают Бога.
Отец выражал свое негодование по поводу того, что эти люди олицетворяют собой истину христианской веры.
Отрицая епископальную церковь, отец не признавал и пресвитерианской, которая управлялась общим советом священников. «Зачем священники? спрашивал он. — Все люди равны в очах Всевышнего. Дело веры таково, что никто не имеет права ставить себя выше своего ближнего.
Священные книги были написаны для всех, и, стало быть, все имеют одинаковую способность читать и разуметь их. Дух Святый просвещает всякий стремящийся к истине ум».
Мать моя, как я уже сказал, придерживалась противоположных воззрений. Она находила иерархию совершенно необходимой для Церкви. Иерархический порядок есть нечто такое, без чего жить нельзя. Во главе Церкви стоит король, ему подчинены архиепископы, руководящие, в свою очередь, епископами. Далее идет священство и миряне. Церковь такой всегда была, такой она и быть должна. Без иерархии Церкви быть не может. Обряд так же важен, не менее важен, чем нравственные правила. «Представьте себе, что каждому лавочнику или крестьянину будет позволено сочинять свои собственные молитвы и менять порядок богослужения, смотря по настроению духа: что же из этого может выйти хорошего? Христианские верования
